Иногда мне казалось – не могу больше! Какое-то давление на душу, не разрешимое слезами, как предгрозовая тяжесть; теснятся вспоминания о других поездках. Мама и Вера, удалившись на двести километров, кажутся средоточием невысказываемого света. Проклятая меланхолия. И опять я стал уговаривать себя – не надо распространять это состояние на будущее, экстраполировать на все; просто неудавшаяся, глупая поездка, одиночество, нездоровье.
Вчера говорил себе: надо перестать заниматься самокопательством, толку от этого никакого. Надо смотреть на людей, попытаться возродить свою фантазию. Отец сказал: у тебя в детстве была великолепная фантазия. Бросил? Да – сказал я. Почему? Умнее стал? Да, скажем так. Или глупее? Можно и так повернуть; можно и так, и эдак.
Захотелось скорее к Аннушке, купил ей ракушку – рапана, Анна будет тихо играть, задумавшись.
31
У хозяйки Светы неплохой мальчишка – пятиклассник; все эти дни кашлял, поэтому не купался.
–Скоро в школу?
–Да.
–Хочется?
–Не-а.
–Ну, что тут у вас самое примечательное в Геленджике?
–Купаться.
–Кем хочешь быть?
–Шофером как дед. На «Татре».
Муж Светы «на витаминах» в больнице. Была язва, зарубцевалась.
–Надо меньше пить, – говорит Света.
Еще есть девочка Таня.
–Сколько тебе лет?
–Пять.
–Скоро в школу?
–Ага.
–Хочется?
–Не-а.
Я дошел до центра; центральный пляж обширен, покрыт мелко толченной ракушкой, почти песок. Вода мутная. Я там отметился, искупался. Для чего-то мне надо было обязательно увидеть море; и вот я здесь, и не знаю, как убить время и куда деваться от тоски. Из центра на свою окраину поехал на катере; получасовая поездка на мыс Тонкий, а затем к Лазуревому берегу. Красиво, горы зеленые, на горах большие буквы: «Ленин с нами».
Вечером я решил скоротать время, посмотрев фильм «Ожидание полковника Шалыгина» в летнем кинотеатре гостиницы «Солнечная». Пока стоял в очереди за билетом, стал дуть какой-то прохладный ветер, и я сходил на квартиру и одел на себя все что мог. В 21 час начался сеанс, ветер усилился, стал холодным. Туристы из гостиницы, посмеиваясь, приходили с одеялами, мелькнула мысль: может, уйти? Но я постеснялся обнаружить свою теплолюбивость, и вот сеанс проходил под свист северного ветра, дувшего прямо в лицо. Впереди, над головами, над горами, в синем небе ясно отпечатались Большая и Малая Медведицы с Полярной звездой, счастливые обладатели одеял кутались в эти одеяла. Я все стыдился уйти, хотел хоть не первым ретироваться; через час, всё же, меня начала бить крупная дрожь. Тут два человека не выдержали и ушли; ушел и я, прибежал на квартиру, дрожащий, и залез под одеяла.
Утром – ясное, ослепительно голубое небо, и дует неистовый ветер.
32
В конце августа, разбитый, я приехал в Краснодар. В дороге сначала боялся, что будет плохо, но потом как-то растрясло меня, и даже появилась какая-то особенная ясность восприятия, и дорога понравилась мне больше. Красива моя родина! Плавные переходы высот, белые домишки, зелень, любимые тополя… И подумалось: ты ждал, что здесь будут каникулы, но это уже новая эпоха; и появятся у нас хорошие годы. Все впереди; вернее, многое. Когда въехали в Краснодар, освещенный золотым вечерним солнцем, я радовался. Впереди еще две недели! Моя поездка на море – глупость, но она уже позади. Дома собрались мама, Вера, отец. Уже были сделаны и установлены трубы для сушки белья.
Отец сказал:
–Вот тебе дюймовые трубы!
Он, подвыпивший, посмеивался над рассказом о моих злоключениях.
–На одного готовить не хочется, – сказал я.
–Так ты бы нашел кого-нибудь, чтобы на двоих готовить! – смеялся он.
Я навестил моего друга Игоря. Стройка: пыль, грязь, шум; еле нашел его.
–Ну, как, работать тяжело?
–Нет. Специфические только отношения. Иосиф, бригадир, грубый мужик. Мат постоянный. Приходится и самому надевать маску из мата.
Игорь пошел мыть руки, и какой-то мужичок крикнул ему:
–А ты что … … ходишь, вон начальство!
Игорь:
–Да нет, это он так. Хороший, добрый мужик. Шутит.
Мы были наверху здания, и потому решили осмотреть Краснодар сверху. Потом взяли бутылку рома, оказавшегося, как и предупреждала продавщица, не белым. Гуляли с дочкой Игоря в коляске. Разговор о течении жизни, непонятности смены поколений, упущенном времени и так далее. Тихий Краснодарский вечер, улочки с краснокирпичными домами, те самые, где когда-то мальчишками еще курили заграничные сигареты. Разговор о новой несвободе из-за детей, о примиренности с этим новым положением. Вечером шли к троллейбусу по улочке, усаженной тополями.
33
Анечка теперь стала кашлять редко-редко. Мы с ней по-прежнему ходили на Старую Кубань. Но как-то раз решили сходить на бегучую Кубань, и нам открылись красота и благодать.