…И никаких версий. Готовится убийство

Машинистка не скрывала, что в последний вечер Журавля у него в гостях были она и Павленко: кто ушел первым, а кто оставался с хозяином, стало ключевым вопросом дознания, и Коваль, видя, что Струцю это трудно выяснить, решил подойти к решению задачи с другой стороны.

Машинистка на секунду подняла голову и, не заметив во взгляде Коваля сердитых искорок, которыми только что осыпал ее усатый старший лейтенант, приободрилась и расслабилась.

— До минуты не помню, — ответила женщина. — Домой пришла около девяти, но по дороге заходила в продуктовый магазин на левом берегу, потом в гастрономе стояла за яблоками. Диме моему нужны фрукты, а яблоки были недорогие. Стояла, наверное, с полчаса.

Струць с удивлением смотрел на женщину, которая до сих пор отвечала одним-двумя словами, а тут вдруг разговорилась.

— Значит, — рассуждал вслух Коваль, — если отбросить от времени прихода домой, так сказать, магазинное время?.. Кроме продуктовых магазинов, вы никуда не заходили?

Нина покачала головой.

— Магазины в общей сложности у вас сколько заняли?

— Около часа.

— Часть покупок делали на левом берегу? А яблоки?

— Яблоки недалеко от дома, в гастрономе «Славутич».

— А время на дорогу? — подсказал Струць. — Вы пешком шли?

Дмитрий Иванович знал, что путь от Русановки, где жил Журавель, до Березняков не должен занять много времени.

— Пешком, конечно, — отвечала машинистка. — Я ушла от Антона Ивановича около восьми. Точнее не знаю, — словно оправдываясь, женщина вытянула левую руку, — часов у меня нет. Мои испортились, никак не отремонтирую… А у Антона Ивановича я не посмотрела…

Вспомнив о Журавле, Нина Васильевна снова погрустнела, казалось, вот-вот всплакнет.

Старший лейтенант тем временем подсчитывал на листке бумаги минуты, затраченные женщиной на дорогу в магазины, на покупки и возвращение домой.

Видя, что Струць занялся арифметикой, полковник подумал, что, наверное, не цифры смогут дать ответ на главные вопросы. Плюс-минус несколько минут в этой истории не решали дела. Важно было установить, действительно ли Барвинок ушла первой, оставив Журавля и Павленко вдвоем. Не хватало свидетельств людей, видевших, когда вышли из квартиры Журавля в тот вечер Барвинок и Павленко. Вместе ли или по очереди? И кто первый? В котором часу? А где взять таких свидетелей? Ведь никто специально не наблюдал за квартирой Журавля. Только соседи по дому могли случайно это заметить. И задача розыска сейчас — опросить людей. А пока… поскольку необходимых сведений не было, главным подспорьем являлась не арифметика, а психология. Нужно было вникнуть в отношения действующих лиц, понять их характеры. Другого пути, пока не установлены факты, нет, считал Коваль.

— Ну хорошо, скажите: почему вы вдруг ушли, собирались ужинать, хозяйничали, а потом, когда мужчинам захотелось кофе, вспомнили о доме, не дождались, пока закипит чайник? — спросил Коваль.

Машинистка послушно кивнула:

— Да, да, вспомнила и ушла.

— И ничего не произошло?

— Где?

— В комнате, где ужинали наши друзья. Между вами и ими?

Нина Васильевна пожала плечами.

— Вы не поссорились с Антоном Ивановичем?

— Нет, что вы, — глаза женщины сразу наполнились слезами. — С Антоном Ивановичем? Нет, нет, — покачала она головой. — Разве с ним можно ссориться! — Она говорила гнусаво, ибо все время терзала платочком нос.

— И он вас ничем не обидел в тот вечер?

Женщина не ответила. Слезы начали душить ее. Она пыталась их сдержать и в конце концов сильно раскашлялась. Когда кашель прошел, подняла на Коваля мокрые глаза и укоризненно произнесла:

— Такое говорите!

— Вы любили его?

— Да.

— Собирались уйти к нему?

— Да…

— Это решение было обоюдным?

— Да.

— Но оно никак не осуществлялось?

Женщина тяжело вздохнула.

— Почему, если не секрет? Антон Иванович передумал?

— Это благороднейший человек, человек слова, это, это… — Барвинок, не в силах произнести слово «был», вот-вот могла снова залиться слезами.

— Так по чьей же вине не состоялась ваша новая семейная жизнь? Муж? Отец? Вмешалось общественное мнение?

— По моей, — тихо произнесла Нина Васильевна. — Только по моей. И это я себе никогда не прощу! — От слез ее нос, все лицо, казалось, распухло, светлые миндалевидные глаза покраснели.

— Не плачьте, Нина Васильевна, — попросил полковник. — Увы, Антону Ивановичу уже не поможешь. — Дмитрию Ивановичу было неприятно видеть Барвинок в таком неприглядном виде.

Посматривая на Нину Васильевну, Коваль перебирал в памяти все, что узнал об этой женщине. Родилась она в селе, под Киевом, в счастливой семье, где была единственным ребенком. Росла тихой девочкой, унаследовав от матери не только миловидность, но и мягкий, покладистый характер. Отец — колхозный механик Василий Козак — и мать — счетовод сельпо Ганна Григорьевна — души в ней не чаяли. Ниночка помогала по хозяйству, не водила ни с кем знакомств, не убегала с подружками на луг, тянувшийся до самого Днепра, где в высокой траве можно было играть в прятки. Одним словом, не доставляла родителям никаких хлопот…