И нитка втрое скрученная

Сюзи поставила пластинку, и искаженный голос певца вырвался из громадной трубы. Она села на край своей неопрятной постели и стала слушать.

- Скажи старухе, чтобы принесла выпить. Чертовски холодно, - сказал Роман.

- Скажи ей сам, - ответила Сюзи. - Ты же видишь - я слушаю.

- Хорошо. - Он осклабился. Гнилые зубы показались на обрюзгшем, расплывшемся, покрытом давно не бритой щетиной лице. Он пошел к ней. - Снова пластинки?

- Отстань. Дай послушать.

- Пластинки, - проворчал он и двинулся к кухонной двери, чтобы попросить у старухи бутылку дешевого вина.

Девушка сидела на кровати, слушала гнусавое пение, на лице у нее был написан восторг. Это было грубо раскрашенное лицо местной красотки, выступающие скулы лоснились слоем румян, ресницы топорщились под грузом краски, толстые губы рдели двумя аляповатыми полосами губной помады неподходящего к щекам оттенка, а жесткие волосы были накручены на пластмассовые трубочки-бигуди, делавшие ее похожей на какую-то нелепую куклу-уродца. Она сидела как завороженная и впитывала в себя скрипучие звуки про любовь и лунный свет.

Когда Роман вернулся в комнату с бутылкой в руке, пластинка прокрутилась до конца. Он сказал:

- Ну как, Сюзи?

- Я купила новые песни Бинга, - сказала девушка, снова взявшись за ручку граммофона. - Хорошо бы у нас было электричество и радиоприемник.

Роман закинул голову назад и начал пить прямо из горлышка.

- Где только ты монету берешь на свои пластинки? Иисусе, у меня вот нет даже на приличную выпивку.

- Не твое дело, - огрызнулась она. - Ты что, мой муж? - И уже спокойно сказала: - Две самых последних пластинки Бинга... Я хотела еще купить Фрэнки Лэйна, но песня мне не очень понравилась.

Роман отхлебнул еще вина и спросил, искоса глядя на Сюзи:

- Слушай, что у тебя с этим щенком, Ронни Паулсом?

- А что? - Она вскинула пеструю, в валиках бигуди голову, насмешливо прищурила подведенные глаза.

- Лучше ты это брось, со щенками крутить.

Она расхохоталась пронзительным, жестким смехом, издавая звуки, средние между карканьем и визгом, и затем презрительно сказала:

- Заруби себе на носу, я могу ходить с кем пожелаю, слышишь? А если ты уж такой щепетильный, то сидел бы дома со своей женой и детьми.

- Кончай шуметь, - ответил Роман и снова отпил из бутылки. Он терпеть не мог, когда ему напоминали о его жене и детях. В этой отвратительной комнате было холодно и неуютно, но все лучше того, что у него дома. Он захмелел и прислонился спиной к рассохшемуся буфету. С противоположной стены из грязного проржавевшего зеркала на него смотрели его собственные налитые кровью глаза.

- Я слыхала, этот Чарли Паулс отделал тебя как следует? - сказала девушка с издевкой.

Роман тупо уставился на нее.

- Он? Меня? Отделал меня?

- Jа. Да и по лицу видно. Вон как он тебя разукрасил.

- Я еще доберусь до него, - сказал Роман угрюмо. - А этому щенку, младшему Паулсу, переломаю его щенячью шею.

Девушка снова засмеялась. Она взяла сигарету из пачки, лежавшей около граммофона, и закурила, выпуская клубы дыма и насмешливо разглядывая круглоголовую развалину, прислонившуюся к старому буфету. На улице по-прежнему шумел дождь. Она снова начала крутить ручку граммофона.

- Ты не можешь оставить эту штуку в покое? Лучше поговорим о том, о сем, а?

- Я знаю, что ты называешь поговорить, - ответила Сюзи. - Сколько у тебя?

Он не ответил, и она вытащила из конверта новую пластинку и поставила ее на диск, игла зашипела, побежала, и снова послышалась музыка.

- Бинг - это класс! Я одну картину с ним четыре раза смотрела.

Роман не сводил с нее угрюмых глаз, а она сидела, забыв обо всем, упиваясь вырывающимися из трубы звуками голоса, искаженного сработанной пружиной, тупой иглой и негодной мембраной.

- Класс! - повторила она со вздохом. - Жаль только, у нас нет приемника.

15

Роман жил со своей семьей в постройке, которая была не то сараем, не то курятником, не то собачьей конурой. Жалкое это сооружение к тому же едва держалось. И когда всем сразу нужна была крыша над головой, он сам, его жена и одиннадцать ребятишек набивались внутрь, как кролики в клетку. Когда же такой необходимости не возникало, дети слонялись вокруг, одетые в грязные кофты, старые рубахи, порванные майки. Больше ничего не было. От голода у них распухли животы, и они целыми днями рылись в земле, как куры, выискивая лакомые отбросы: заплесневелые хлебные корки, обглоданные кости, грязно-липкие банки из-под сгущенного молока. Мать сидела на пороге, высохшая, как верхушка поваленного ветром дерева.

Постоянной работы у Романа не было, квалификации тоже. Сначала он еще перебивался от работенки к работенке, зарабатывая по нескольку шиллингов. Но потом, отчаявшись, увидя, что так ему все равно не прокормить свое многочисленное потомство, стал заниматься мелким воровством, обирая тех, кто был слабее его. Иногда в этом занятии он переступал границы и оказывался за решеткой.