И нитка втрое скрученная

Ввалившиеся глаза обратились к нему, и губы беззвучно зашевелились, совсем как у выброшенной на берег рыбы. Больной старик цеплялся негнущимися пальцами за отвесную скалу жизни из последних отчаянных усилий.

Чарли сказал:

- Отдыхай, отец. Лежи, отдыхай.

Он подмигнул старику, повернулся и вышел.

- Старик плох, - сказал он, возвращаясь в кухню. Он сел за стол. Ему пришлось согнуться, чтобы уместить свое крупное тело в таком маленьком пространстве. - Сколько еще этот дождь собирается лить, ма, как ты считаешь?

- Бывает, что дней восемь, - сказала мать. - Похоже, будет скверная зима. Отцу тяжело придется. Может, он съест сегодня хоть немного овсянки. Уже почти ничего не может есть, бедняга. - Она вздохнула. - Многих он доконает, как зарядит, этот дождь. Ты бы посмотрел крышу. - Она поставила перед ним полную тарелку дымящейся овсяной каши.

- Взгляну, - сказал Чарли, принимаясь есть. Он подул на ложку с кашей. - Может быть, еще и нет ничего страшного.

- Если б только Ронни взялся за ум. Совсем от рук отбился. Дерзит, вечно всем недоволен, грубить стал. Он и отца расстраивает, а разве его можно волновать.

- Он еще исправится, ма.

- Он попадет в беду. Вот посмотришь, мы еще хлебнем с ним горя.

- А, да он еще молокосос. Девчонка у него завелась, вот и все. Сюзи Мейер.

- Ja, - сказала мать, перемешивая в кастрюле остатки каши. - Да, я уже о ней наслушалась. Миссис Апполис говорила, у Сюзи был ребенок от женатого человека. Подумать только. И крутит она со всеми без разбора. Она мне не нравится, вот что я скажу. Хоть бы он и вправду не спутался с ней.

- Ну, может, она не такая уж и плохая, ма, - сказал Чарли, посыпая себе кашу сахаром. - Многие приносят в подоле, не она одна.

- Скажите, какой нашелся! - рассердилась матушка Паулс. - У тебя все хорошие. "Не такая плохая". Замечательная! По тебе, что ни возьми, все ладно. "Все приносят". Вырастишь своих, тогда узнаешь. - Она вытерла руки о грязное кухонное полотенце. - И не выгребай весь сахар. Это у нас до пятницы.

Чарли улыбнулся, поднося ложку ко рту.

- Ладно, ма. Хорошо. Успокойся.

Дождь свистел и хлестал по дому. На востоке небо бледнело, медленно наливаясь тусклым безжизненным светом, робко разбавляло серым черное, как будто осторожное утро тихо кралось мимо часовых обложного дождя.

В комнате больного скрипела и сотрясалась кровать, и из-за занавески послышался стон. Чарли сказал, тщательно выскабливая ложкой тарелку:

- Совсем плох старик.

- Пойду покормлю его овсянкой, - сказала мать. - Ему бы надо, конечно, супу. - Она пошла к плите, сняла с огня облупившийся эмалированный кофейник и поставила на стол. Чарли подождал, пока она налила ему в чашку кофе. Мелкий дождь стучал по стене и, звеня, стекал с крыши. В детской вода с металлическим призвуком полилась в бидон, поставленный под капель.

- Похоже, стихает, - сказал Чарли. Он потянулся за сахаром.

- Одну ложку, - сказала ему мать. - Будем надеяться. Ты бы заделал крышу-то, пока совсем не провалилась.

Сгорбившись на деревянном ящике за столом, Чарли размешал сахар, медленно поднес чашку к губам, подул на кофе, осторожно отхлебнул, снова подул и тихонько поставил чашку на треснутое блюдце. Матушка Паулс сидела на скамейке у плиты, откинувшись к стене, закрыв глаза, словно о чем-то мечтала.

Чарли снова поднял чашку и стал пить, слушая, как шумит за стеной дождь. До него доносился откуда-то издалека резкий шелест листвы на деревьях, будто ветер трепал афиши на щитах.

Он поставил чашку, пошел к двери, открыл ее. Шелест листвы стал сильнее, и в кухню ворвался холодный ветер. Он сорвал с карниза капли воды и швырнул их через дверь, в кухню, дунул на лампу, и тени заплясали на закопченных стенах.

Матушку Паулс обдал поток холодного воздуха, и она открыла глаза.

- Что? Что случилось? - проговорила она.

- Смотрю, не кончился ли дождь, - сказал Чарли.

- Закрой дверь, - сказала мать.

Над темным и грязным двориком, над черными лужами, на которые падал из двери слабый желтый свет, над верхушками старых смоковниц, над сбившимися в кучу лачугами, нагроможденными по всему пустырю, над всем этим на небе проглядывало белесое пятно, постепенно расплывавшееся, будто течь на прохудившейся крыше вселенной. Дождь перестал, но ощущение его, как угроза, еще висело в воздухе.

На задворках кричали петухи, коричневая овчарка-полукровка по кличке "Сторож" вприпрыжку вынырнула из рассветного мрака, насквозь мокрая, будто после купанья, и ворвалась в кухню.

- Прогони собаку и закрой дверь, - проворчала мать. - Она тут наследит по всему полу.

- Пошел, Сторож, пошел, - сказал Чарли, похлопав собаку, и закрыл за ней дверь. - Скорей бы уж рассветало, - продолжал он. - Хочу управиться с крышей, пока снова не польет.

Собака оставила на полу кухни грязные следы.