И нитка втрое скрученная

Чарли посмотрел на кровать, и горло у него сжалось. Отец лежал теперь совершенно спокойный, под ровным, неподвижным покрывалом, а лицо его, темное от щетины и застывшее, как маска, было обращено вверх из грязных подушек, и слова матери падали вокруг.

- Ма, - снова позвал Чарли.

Тихие причитания кончились, раскачивающаяся фигура замерла. Несколько минут мать сидела молча, но вот бразды правления снова оказались в ее руках, и она заговорила.

- Отца надо обмыть, - сказала она. - Пошли малыша Йорни с ведром, пусть принесет воды. Кредитная книжка на полке в кухне.

- Хорошо, ма, - мягко ответил Чарли.

- А Ронни пошли за доктором. Он должен выписать справку, правда? По дороге он может сказать мистеру Сэмпи, который собирает каждую неделю похоронные взносы. Похоронная твоего отца выплачена. Я рада, что хоть это нам удалось.

- Хорошо, ма.

Она вздохнула.

- А ты сходил бы и позвал миссис Нзубу, чтобы она помогла мне. Она захочет помочь. Она помогала мне на свадьбе Каролины, и она обидится, если я не попрошу ее помочь сейчас. И сообщи брату Бомбате, и твоему дяде Бену, и другим людям. Людям надо сказать, я думаю.

- Хорошо, ма, - сказал Чарли и пошел к двери. Но остановился и хриплым голосом добавил: - Ма, ты уж не очень убивайся, а?..

- Обо мне не беспокойся, - ответила мать, не обернувшись. - Пойду-ка уложу Каролину. Ей нельзя сейчас волноваться.

Когда Чарли ушел, она встала, подошла к комоду и долго рылась в нем, пока не отыскала старую картонную коробку из-под конфет. Коробка была полна до краев рваными потрепанными бумажками - свидетельствами о браке, о рождении, рецептами, табелями воскресной школы, целым архивом большой семьи. Она достала похоронную страховую книжку, на которой значилось имя Фредерика Паулса, остальные бумаги сложила обратно в коробку. Она открыла потертый кошелек, вынула два пенни. Затем, склонившись над кроватью, положила монеты на глаза старого Паулса. Руки его были сложены под покрывалом. После этого она полезла в шкаф за чистой рубашкой.

В кухне тихонько плакала Каролина.

- Как ты себя чувствуешь, детка? - спросила мать.

- Да вроде ничего, мама, - ответила Каролина отрешенно. Она вытерла слезы, и на лице остались грязные полосы.

- Пойди ляг, - сказала мать, - и попроси Алфи посидеть с тобой. Вам пока здесь нечего делать. У Алфи вычтут день, если он пропустит работу?

- Не знаю, ма.

- Ну, ладно. Иди ложись пока. А я разведу огонь.

На улице небо по-прежнему было серо-стального цвета, а деревья стояли мокрые от дождя. Откуда-то из-за заборов доносились чьи-то слова, люди разговаривали, закатывались лаем собаки. Позади дома по улице проехала телега, раскачиваясь и подпрыгивая в глиняной колее и залитых водой ямах и выбрасывая из-под колес маленькие фонтанчики грязной воды. Телега была нагружена дровами, прикрытыми кусками мокрой мешковины, и босой мальчик шел следом за повозкой, следя, чтобы поленья не падали на землю. Наверху на дровах, нахохлившись от холода, сидел усатый старик с изможденным лицом пророка и то и дело подстегивал лошадь. Телега тащилась по дороге, а одно из колес издавало резкие, высокие, мучительные стоны.

Во дворе послышались шаги, и в дверях кухни появилась женщина с заплаканным взволнованным лицом. Под тяжестью ее шагов заскрипел и пошатнулся дом.

- Доброе утро, Нзуба, - сказала мать из-за печки.

Представьте себе массу черного смородинного желе, разлитого во множество сообщающихся между собой овалов, сфер, эллипсов и прочих разных выпуклостей, являющих собой голову, торс, руки и ноги. Облачите это желе в широкие одежды, стираные-перестираные и снова выпачканные, закапанные салом и супом, напяльте поверх платья мужское пальто, старое и расползающееся по швам, решительно отказывающееся застегиваться спереди, мужские вытянутые, перештопанные и все равно дырявые носки на слоноподобных икрах, обуйте эту фигуру в разбитые, расхлябанные мужские же ботинки со свалки - и вы получите в результате миссис Нзубу.

Когда она говорила или улыбалась, ее рот выглядел как раздувающийся и сжимающийся пузырь на кипящей поверхности шоколадного бланманже. Когда она двигалась или шевелила хотя бы одним пальцем, вся пышная громада ее тела приходила в движение, оно дергалось, колыхалось и дрожало, точно миллионы дряблых маленьких пружин начинали свое действие под неровной поверхностью кожи.

Увидев мамашу Паулс, она воскликнула:

- Ай, ай, Чарли только сейчас сказал мне. Ай, и не стыдно вам? Мне так жаль, Паулс.

- Dankie. Спасибо, Нзуба, - мягко ответила мать. - Я рада, что вы можете мне здесь немного помочь.

- Мы должны помогать друг другу. И не стыдно вам... - говорила женщина, вытирая рукавом пальто слезу. - Было очень плохо, Паулс?