И.о. Бабы-яги

— Не выдумывай, — покачал головой Черномор, и я поняла, что последнюю фразу произнесла вслух. — Если бы ты не справилась, то и я ничего не смог бы сделать. В моих силах только помочь. Так же как и ты: сможешь вылечить богатыря от ран, но в бой его не поведешь. Понимаешь? Дело одно, обязанности — разные.

Я тряхнула головой, отгоняя неуместную меланхолию.

— Ну, раз мы такие замечательные работники, то заслужили корпоратив!

— Что заслужили? — опешил воин.

— Праздник такой специальный. Для сотрудников! — усмехнулась я.

— Да? — недоверчиво протянул он. — У вас так делают? И что будем праздновать?

— А… э… — Я завертела головой и наткнулась взглядом на заснеженную елку. — Новый год!

Он только непонимающе поднял брови. В двух словах объяснив, что это за праздник такой, я сунула руки в рукава тулупа и выскочила на опушку, фирменным свистом Яги вызывая Лешего. Черномор кликнул богатырей, и через полчаса перед избушкой на курьих ножках все завертелось.

Снег с елки стряхнули, Лешак приволок из лесу корзину шишек и пригнал десяток зайцев-беляков. Косые посматривали на нас с опаской, но послушно стали водить под елкой хороводы. Впрочем, когда я вытащила из погреба связку морковки, зайцы оживились и заскакали вполне искренне. Богатыри развесили на ветвях шишки и какие-то запасные детали чешуи, которая «как жар горя». Ель сразу стала настоящей новогодней. Стол накрыли прямо тут. Ну и я выставила туда большую бутыль настоянного на березовых почках бабкиного самогона.

Новый год встретили весело. Даже куранты были, когда я сумела объяснить одному из витязей, что это такое. Оказывается, если со всей дури вмазать булавой в щит, звук получается тот, что надо, — не отличить. Черномор взирал на все это мельтешение со снисходительной улыбкой, но держался в основном рядом со мной, осаживая особо развеселившихся воинов.

Рассвет мы встретили вдвоем, разлив по кружкам оставшийся самогон.

— Как ты говоришь, — Черномор поднял кружку, — за сотрудничество?

— За долгое и плодотворное сотрудничество! — Я успела сделать несколько глотков под импровизированный бой курантов. В голове слегка шумело, и внезапно захотелось пошалить. — И кстати, ты пьешь неправильно. За такое хорошее дело можно и на брудершафт выпить.

Не дожидаясь его согласия, я переплела наши руки и подтолкнула его кружку вверх: пей! Он неожиданно легко подчинился, опрокидывая жидкость в рот. А я, вдруг забыв про выпивку, потянулась вперед и коснулась губами его губ. Усы, как выяснилось, совершенно не мешали. Как, впрочем, и борода. Зато губы оказались теплыми и мягкими, с легким привкусом настойки и такими нежными…

Я ожидала, что вот-вот мне на спину лягут его руки. Да что там… Я хотела этого… Но он вдруг отстранился.

— У нас целовать так принято только нареченную, — медленно проговорил он, сверля меня каким-то напряженным взглядом.

Хмель с меня моментально слетел, я сообразила, что натворила и как это выглядит в глазах представителя этого мира. «Твою мать! Что ж из меня двадцать первый век никак не выветрится! Он же меня сейчас гулящей считает!»

— Ты не думай! — поспешно заговорила я. — Это просто такая традиция! В Новый год! Это ничего не значит!

— Да? — неуверенно спросил Черномор, ничем не напоминая сейчас прославленного несгибаемого воина. Скорей уж он был похож на сбитого с толку прапорщика.

— Да! Извини, если обидела. У нас с друзьями, коллегами так можно. Вот я и вспомнила. А невест… Нареченных по-другому целуют, их любят…

— А коллег не любят?

— Любят, но по-дружески. Понимаешь? Ну, как ты своих витязей любишь…

— Я с ними не целуюсь! — возмутился Черномор.

— Так это для коллег-женщин традиция, — попыталась выкрутиться я. — А нареченным положено в любви признаваться, цветы, подарки дарить и всякое такое. Ну и нравиться они друг другу должны. Вот мне, например, мужчины нравятся нежные, заботливые. Чтобы выслушать могли, согреть, когда нужно…

Он молча встал и ушел. Я чуть не выругалась вслух. Показала мужику, как на брудершафт пить надо, молодец!

На следующий день я сходила на побережье, где стоял терем витязей, но Черномора не нашла. Он вообще стал исчезать всякий раз, когда я появлялась на берегу. И сам больше в мою избушку не заглядывал. Короче, дурные замашки двадцать первого века мужик не понял и не воспринял. Теперь я его только издалека на взморье и видела. А мне его не хватало…

Я мотнула головой, отгоняя печальные воспоминания, и взялась за кашу. Надо еще зелье от мышей сварить, а вечером с Лешим скандалить: опять он грибы от моего дома отвел и буреломом огородил…

— Хозяйка! — снова прилетело из-за калитки.

Я вздохнула, приладила на место бутафорский нос и пошла открывать.

Новое утро началось с грохота и русского матерка: два богатыря перетаскивали через забор стол размером с мою печку.

— Хозяйка! — обрадовались они, заметив в окне мою заспанную рожу. — Будь доброй, отвори калиточку!

Сплюнув, я накинула на плечи шаль и вышла во двор.

— Вот! — выдохнул один из богатырей, установив деревянного монстра посреди двора. — Черномор-батюшка велел кланяться…