— И нас тут же ждет бесславное разоблачение, — с ехидцей произнес магистр. — Поскольку окажется, что ни один из профессоров Академии не ждет аспиранта, предъявившего эту бумагу.
— Вовсе не обязательно! — возразила я и достала из папки следующую бумагу, а, точнее говоря — несколько клочков, скрепленных воедино.
Демон, завидев их, издал глухой рокочущий звук, явно готовясь остановить меня, но это было не так уж просто.
— Ни один из вас не станет это читать, так что придется вам слушать, как читаю я, — решительно объявила я. — Это выдержки из газеты, которую любезно присылает нам Академия раз в три месяца, и которую никто, кроме меня, не удостаивает своим вниманием. А вы, господин Виро, еще и норовите подложить под ящики с рассадой!.. И вот что сообщала она нам три года назад…
Тут я откашлялась и зычно зачитала:
— "Комиссия, изучив дело, постановила, что магистр Аршамбо Верданский выплатит денежную компенсацию семье Лиу Дорана, а также будет наказан штрафом в пользу Академии, размер которого определит сам господин ректор. Лиу Доран, после излечения, будет волен выбрать себе другого научного руководителя и продолжить учебу в аспирантуре".
— Аршамбо… — пробормотал себе под нос магистр Виктредис задумчиво. — Я слыхал это имя, но не припомню, при каких обстоятельствах.
— Слушайте далее, — сказала я. — Вот что писали прошлым летом: "Случай с Готорном Аттико, аспирантом магистра Аршамбо, настолько прискорбен, что господин Миллгерд, ректор Академии, созывает совет, который должен решить вопрос — возможно ли дальнейшее пребывание магистра на должности преподавателя Академии". Далее говорится, что пострадавший аспирант отправлен домой до полного излечения, и отказался от мысли продолжать научную карьеру, а магистр ожидает слушание своего дела.
— То есть, этого Аршамбо выгнали из Академии? — спросил Виктредис довольным тоном, ведь его всегда радовали неприятности, случавшиеся у кого-то из более высокопоставленных магов, пусть даже имена их он слышал впервые.
— Нет, ведь уже этим летом Академия извещала, что очередной аспирант магистра Аршамбо попал в переделку и отказался продолжать обучение под его началом. "Магистра Аршамбо, в свете всех предыдущих печальных историй с его учениками-аспирантами, следует примерно наказать наложением двойного штрафа в пользу Академии и предупредить, что повторение произошедшего может иметь для него самые печальные последствия". А чуть ниже вскользь упоминается, что дурная слава магистра сыграла свою роль и вряд ли кто-то в ближайшее время решится избрать его своим научным руководителем. И поэтому, когда магистру Аршамбо сообщат, что в Академию прибыл некто, желающий стать его аспирантом, магистр тот час же…
— Стойте! — вскричал Виктредис, встрепенувшись. — Я его вспомнил! Это же безумный Аршамбо де Трой! Тот самый, что едва не разрушил Академию во время сдачи выпускного экзамена! Мне показывали провал в полу, оставшийся после того, как он начал спорить с экзаменатором!.. Мы весь год были вынуждены учиться в левом крыле, пока заново возводили внутренние перекрытия старого корпуса. Я даже видел его издали — к нему в то время никто не решался приближаться. Он принципиально не стриг волосы и бороду, считая, что в волосах таится огромная энергия, знания о которой нынче утрачены, и носил одеяния, которые сам шил, желая выглядеть, как маги древности. Ни о чем, кроме старой магии, он не говорил, и считал, что сейчас мы в угоду внешним эффектам отвергли старые заклинания и старые силы. Святые угодники, неужели этого сумасшедшего взяли в преподаватели? Он же и в пору нашей юности напоминал гору оческов шерсти!
— О, я даже присутствовала на нескольких его лекциях, — охотно ответила я. — Он преподавал историю магии, и, судя по тому, что внешне он не слишком выделялся среди прочих чародеев, к тому времени он изменил некоторые из своих убеждений. Должно быть, борода до пят не оправдала его ожиданий и он с ней расстался.
— Чтоб им пусто было, — магистр Виктредис оседлал своего любимого конька и принялся честить столичную братию, отродясь не знававшую бед прозаической жизни поместного мага. — Зазнавшиеся идиоты! Готовы связаться с типом, от которого даже оборотни бы шарахались, лишь потому, что какой-то из его прадедов чем-то прославился!
— Вы несправедливы к магистру Аршамбо, — возразила я. — Свой предмет он знал досконально и рассказывал о нем с редкой увлеченностью!
— Стало быть, вам пришлись по нраву его лекции? — прищурившись, осведомился Виктредис.
Я вздохнула.
— Разумеется, нет. Преподаватели, увлеченные своим предметом в той мере, что магистр Аршамбо, чаще всего рассказывают не о сути дисциплины, а о своем к ней отношении. Да и вообще говорят по большей части о себе, желая подчеркнуть, как основательно они разбираются в предмете, при этом не забывая намекнуть на то, что никто иной не достигнет тех же высот, разбейся он даже в лепешку. Но это нам только на руку, ведь научное честолюбие Аршамбо Верданского позволит ему с легкостью закрыть глаза на любые подозрительные детали нашей истории.