И обратил свой гнев в книжную пыль...

Я со своими сотрудниками сделал все возможное, чтобы выставка, которая, кроме самого факта, что она состоялась, ничем не могла привлечь западную публику, все-таки имела у нее успех, и так оно и случилось — ее посетили 8000 человек во Франкфурте, а затем в Мюнхене и, наконец, Штутгарте. Мы добросовестно выполнили все пункты нашего обоюдного договора, отчетливо сознавая, что вторая, значительно более трудная часть проекта — наша немецкая книжная выставка в Венгрии, — скрывает в себе много всего такого, что нельзя заранее взвесить и выверить. И на всякий случай хотели приступить к этому второму этапу, хорошо подготовившись к нему.

Но как это часто бывает, нечто пустяковое и совсем с другой стороны, чему мы — доведись это решать нам — практически не придали бы никакого значения при разработке проекта, приобрело вдруг, как бы невзначай, нарастая при этом с невероятной быстротой, влияние на «тех, кто решает вопрос», а когда мы, Зигфред Тауберт и я, увидели надвигающуюся катастрофу и ее возможные последствия, было уже поздно. Политический снежный ком, грозивший превратиться в лавину, было уже не удержать. Объединенными усилиями — Андраш Тёмпе в Будапеште и мы во Франкфурте, — а также благодаря полушутливому лавированию все тех же несчастных высокопоставленных лиц, «решавших вопрос», удалось, по крайней мере для начала, избежать громкого скандала в Будапеште и не сорвать проведения выставки. Сущий пустяк стал драматической основой политического фарса, по окончании которого обвиненный со всех сторон человек не увидел для себя никакого другого выхода, кроме трагического.

Пустяк заключался в следующем:

Председатель комитета по внешней торговле в Биржевом объединении д-р Пауль Хёфель (издательство «Шпрингер», Берлин) пожаловался в письме на имя президиума правления Биржевого объединения, что он не получил личного приглашения на открытие Венгерской книжной выставки во Франкфурте. Наблюдательный совет Франкфуртской книжной ярмарки разбирался с этой жалобой на своем заседании 4 мая 1971 года, где господин Тауберт решительно утверждал, что приглашение было послано по почте и, если господин д-р Хёфель не получил его, значит, оно где-то затерялось и не дошло до него. В ответ на это д-р Хёфель, когда председатель Наблюдательного совета издатель д-р Юрген Макензен сообщил ему об этом по телефону, буквально вскипел: за двадцать лет он не припомнит такого случая, чтобы адресованная ему корреспонденция была утеряна при пересылке по почте. Это, должно быть, какой-то из ряда вон выходящий случай, раз не дошло именно его приглашение.

Что сделал разнервничавшийся господин Макензен? Он пожелал, чтобы доверенная ему контора исправилась, и пригласил в качестве «компенсации» уязвленного в самое сердце председателя комитета открыть Немецкую книжную выставку в Будапеште 11 октября того же 1971 года в качестве главы немецкой делегации.

Так политические профаны породили факт, ставший политическим прецедентом, дальнейшему развитию которого поспособствовали еще и другие «повивальные бабки» истории. Венгерская сторона, прежде всего «закулисные» воротилы, которым вообще не нравилась затея с выставкой, тут же констатировали, что господин д-р Хёфель, заявленный из Франкфурта как официальная глава германской делегации, не является гражданином Федеративной Республики Германии, а проживает, как известно, в Западном Берлине и возглавляет к тому же западноберлинское издательство.

В то время — переговоры по Московским договорам еще не были закончены и сами документы не подписаны — ГДР уж во всяком случае придерживалась доктрины о трех немецких государствах, причем Западный Берлин всегда выделялся в «самостоятельную политическую единицу». Западный берлинец, официально возглавляющий «западногерманскую» делегацию, — такое можно было рассматривать только как политический выпад против «братской» ГДР, тем более что одновременно — этого, конечно, никто из нас не знал — предполагался в связи с нашей выставкой визит в Будапешт министра иностранных дел ГДР господина Винцера.

Андраш Тёмпе все сильнее попадал в Будапеште под давление властей. Очевидно, Восточный Берлин, где ему, конечно, не доверяли, обратил на него особо пристальное внимание. 27 сентября, за две недели до открытия выставки, Андраш Тёмпе телеграфировал:

«Если господин д-р Пауль Хёфель постоянно работает в Западном Берлине или если Западный Берлин является местом его постоянного проживания, тогда мы, конечно, не можем принять его в качестве главы делегации. Просим как можно скорее сообщить о принятых изменениях».