И обратил свой гнев в книжную пыль...

Впрочем, не успели мы открыть выставку, как ее тут же и закрыли: последовала акция протеста со стороны юридического факультета, повлекшая за собой чрезмерно жесткую реакцию ректора католического университета, распорядившегося временно закрыть все факультеты и примыкавшие к нему институты — наступали праздничные дни Пасхи. Только по их окончании возобновилась работа выставка и неизменный поток посетителей.

В эти дни приехал Понтер В. Лоренц, чье колоссальное влияние на общественность я наблюдал еще в Аргентине. Он и тут был встречен с помпой и поверг немного в шок весь присутствовавший профессорский истеблишмент своим докладом «Роль писателя в обществе». Последовавшая за этим дискуссия на тему о латиноамериканской литературе была полностью опубликована в крупнейшей ежедневной газете штата Риу-Гранди-ду-Сул «Correo de Povo». Число посетителей выставки — в конечном итоге всего лишь 3600 — не отражало истинного успеха этой выставки в Порту-Алегри.

На самом деле воздействие на широкие круги общественности было гораздо глубже, о чем свидетельствовал хотя бы уже тот факт, что чисто бразильские книжные магазины заинтересовались немецкой книжной продукцией. А из провинции поступило сообщение, что во многих школах провели конкурс на лучшее сочинение о представленных на немецкой выставке книгах. В общебразильских новостях в день открытия выставки показали специальный короткий телерепортаж. Здесь, в Порту-Алегри, нашлась своя бразильская публика, далеко превосходившая по численности немецкую колонию, и пусть ее знания немецкого были не столь велики, зато преобладал устойчивый интерес к таким областям знаний, как экономические науки, математика, архитектура, медицина, а также к книгам по искусству и детской литературе.

Совсем другое дело состав публики в Сан-Паулу, где мы построили в конце апреля наше выставочное «шапито» на площади в 1600 квадратных метров на территории Художественного музея на авенида Паулиста. Эта публика состояла в основном из немцев, работавших в Сан-Паулу на немецких фирмах, и бразильцев немецкого происхождения. Дело, может, еще было в том, что единственным органом печати, без конца и подробно информировавшим об открытии выставки, стала газета «Deutsche Nachrichten» («Немецкие вести»). Правда, и главная бразильская газета «Эстаду ди Сан-Паулу» тоже поместила несколько материалов, но в этом суматошном и безликом городе требовалась более настойчивая информация, чтобы у людей созрело решение принять в чем-то участие.

Так что ничего удивительного в том, что мы, раз уж официально не удалось сделать что-то значительное в рамках выставки, старались в скудные часы свободного времени завязать — согласно зревшей во мне постепенно идефикс — контакты с «интеллектуальными бразильскими кругами». Мы посещали ночью соответствующие кафе и бары на Руа-Аугуста, вмешивались в разговоры, но большинство вхожих туда людей оставались вежливо недоверчивыми к нам и уклонялись от общения. Тайная полиция была повсюду, это было известно каждому. И никто не хотел подвергать себя опасности, практически все подавляли свою врожденную открытость и гостеприимство, так что большинство ночных разговоров оказались для нас безрезультатными и ни к чему не привели.

Однако нам все же удалось войти в доверие к горстке писателей, группировавшихся вокруг одаренного преследуемого драматурга Плинио Маркуса, и многое узнать о механизмах гонения и запрета на их произведения. К нашему великому ужасу, мы узнали задним числом, что Гюнтер В. Лоренц, которого мы брали с собой на эти «узкие» встречи, возвел потом на всю группу клевету в своих статьях в шпрингеровской газете «Ди Вельт», назвав этих авторов левыми экстремистами, маоистами или анархистами, и указал при этом место и время встречи и имена присутствовавших. С того момента наша тесная дружба с этим «знатоком» Латинской Америки, так успешно поработавшим на наши проекты, дала трещину, не затянувшуюся даже и дома.

А мы уже снова собирали выставку и снова открывали ее в другом месте. Следующей остановкой был Рио-де-Жанейро. Если в Сан-Паулу все время лил дождь и дул неприятный холодный ветер, то в Рио-де-Жанейро царила погода, какую обычно обещают в рекламных туристических проспектах. В Сан-Паулу нас все-таки посетило 5300 человек. Что же ожидает нас у «сагіocas», жителей Рио, про которых известно, что они жизнерадостны и забавны, но не очень серьезны? Чего тогда сможет добиться там такое «серьезное» дело, как немецкая книжная выставка, подготовленная столь «серьезными» людьми, как мы?

Еще в преддверии выставки я долго переписывался с компетентным по этому вопросу советником немецкого посольства в Рио-де-Жанейро господином X. Хольцхаймером по поводу подходящего помещения для выставки. Посольство настаивало на утвержденном в свое время еще Клаусом Тиле зале в министерстве просвещения и здравоохранения.