И обретешь крылья...

Я взглянула на него. Он бодро хромал подле, и хотя ему было явно утомительно приноравливаться к моим шагам, что выдавало напряженное дыхание, он казался в прекрасном настроении и полным сил.

— Итак?..

— Пойдемте, присядем на скамейку здесь, у озера. Я расскажу вам, как это бывает. Но нам понадобится время.

— Мы не спешим… если вы захотите… у нас есть время всего мира. Через два дня я приду к вам, и останусь на три ночи. А сегодня мне нужны только ваши темные мысли, сударыня!

Он остановился. И вдруг, схватив меня за подол куртки, притянул к себе с такой нечеловеческой силой, какую трудно было предположить в этом скрюченном теле, так, что я оказалась почти на коленях, и дико взглянул на меня. Лицо его было теперь прямо перед моим, а в глазах мерцало нечто, похожее на безумие.

— Мне нужны ваши темные мысли, любовь моя, и вы выложите их мне, здесь и сейчас! И не увиливайте!

Я вздрогнула от испуга и неожиданности. Гипнотическая сила его глаз проникла до самых глубин моей души. Это было так, как будто его энергия вошла в меня и подавила все мои силы. Я опустилась на скамью. Торак стоял передо мной, скрестив руки. Глядя на меня из-под опущенных век, он приказал:

— Ну!..

СОСТАВИТЕЛЬ БУКЕТОВ

Я сидела около шести часов вечера перед своим домом у самого входа и тупо смотрела на заходящее солнце. Полуоткрытый рот, безжизненный взгляд, полная апатия, бессмысленная игра пальцев.

Я потеряла ориентацию и была занята только и исключительно черными мыслями; сплошной пессимизм и паника. Все, что я могла делать — это валяться в постели или бесцельно бродить по дому. Как я проводила свои двухчасовые выступления было загадкой для меня самой. По-видимому, я проводила их, потому что это было нужно. Когда в зале сидят восемьсот человек — это на самом деле нужно.

Мою прострацию прервал звонок Составителя Букетов — вот уже двенадцать дней моего нового спутника жизни; до этого мы были знакомы полтора года. Это вполне женатый мужчина, который в ответ на последний мой ультиматум, что называется, собрал вещички, каковые состояли из двух пар брюк и трех футболок, и переселился ко мне. Но в итоге к лучшему ничто не изменилось. Скорее наоборот.

Джек и я уже больше полугода зовем его только Составителем Букетов. Не Симонили мой друг,а Составитель Букетов.

Я отчетливо сознавала, что, выбрав его, я делаю большую ошибку, но не могла найти в себе силы освободиться.

— Привет, — сказал он своим глубоким, звучным голосом, — как дела?

— Ничего, — соврала я.

— Я буду у тебя в половине девятого. Мне еще нужно сделать кое-какие расчеты.

— В половине девятого — это наверняка?

— Ну да, где-то около того.

Он всегда опаздывал.

Тридцать минут — самое меньшее, а то и на полтора часа. Ожидание Составителя Букетов в эти месяцы составляло семьдесят процентов моей жизни. Это было тридцать первого марта. В феврале мои страхи достигли апогея. Я постоянно просыпалась в пять часов и, как курица на гриле, крутилась и переворачивалась в своей постели, трясясь от страха и не находя сил встать. Страхи, которые для нормальных людей со стабильной психикой кажутся необоснованными, для человека в состоянии кризиса полностью реальны и очевидны. Страх перед болезнями, страх перед родителями, страх перед выходом из дому, страх перед налогами, перед выступлением, страх перед ростом цен, страх перед Янни — ах да, Янни! — страх попросту перед всем.

Страхи начались в июле прошлого года, за четыре недели до премьеры моей новой программы.

Янни съехал, а Джек, мой друг музыкант, с середины января обосновался у меня на четыре месяца. После пяти лет мыслей о разрыве я наконец выставила своего мужа из дому и была счастлива. Сначала. И вот в марте следующего года я была ничто без него, пустая оболочка, фрагмент.

Я чувствовала себя полностью разрушенной психически, руиной, живым трупом. При этом я не употребляла ни наркотиков, ни алкоголя, я даже не курила.

Все попытки вернуться к нормальному состоянию были не более чем трепетанием, легким подрагиванием переломанных крыльев. Два дня — йога, два дня — какая-нибудь бодрая книга, покупка якобы целительного драгоценного камня.

Затем снова визит к терапевту (все найдено в прекрасном состоянии), к психиатру (выписал таблетки), к эзотерику (смысл моей жизни — повышать сознательность мужчин, ха, ха, ха), к народному целителю («кризис продлится еще полгода»), к двум народным целителям («накладывать на себя руки — не имеет смысла»).

Я была устойчива к психотропным средствам, которые не оказывали должного действия, обычные же медикаменты оказывали прямо противоположное.

У меня было стойкое ощущение, что организм разучился радоваться.

Люди, звонившие мне, не могли пробиться сквозь стену; мне было безразлично, чего они хотят и о чем спрашивают. Меня больше не было, внутри все испарилось, руина, где поселились крысы, шныряют мыши и пауки плетут свои сети.

Но несмотря на это состояние, где-то в самой глубине моей души все еще теплилась маленькая искорка надежды.