И обретешь крылья...

Были маленькие городки, в которых я с этой своей программой была настоящим первопроходцем. Иногда слушатели сидели с открытыми ртами и начинали смеяться только из-за смутного ощущения, что только что было сказано что-то смешное. Всего значения услышанного они часто не понимали — многие сатирические построения автора принимались за чистую монету. Простой обыватель настолько же далек от сатиры, как крестьянин от бессмертных произведений Гете.

Примерно так дело обстояло и с Симоном.

Позднее он мне признался — уже пять лет спустя, — что в самом начале нашего знакомства он потому так мало разговаривал, что не понимал больше половины того, о чем я ему говорила.

А я была одержима жаждой просвещения. Я хотела просвещать свою публику, я хотела просвещать Симона. Я хотела, чтобы он тренировал свои мыслительные способности, как он тренирует свое тело. Я считала, что он должен дорасти до того, чем он собственно был — или должен был быть, — человеком с высоким духом, чувствительным ко всему человеческому.

Я заставляла его читать, хотела, чтобы он ходил со мной в театр, на хорошие фильмы, чтобы он в спорах тренировал свое мышление, а не оставался среди инертной толпы обывателей, патологически неспособных к умственной деятельности.

Мне кажется, Торак, я была первой женщиной из всех, которых я знала — кроме моей матери, — подверженной комплексу доктора Хиггинса.

Мне сейчас пришел на ум Сэпп Трост, сильнейший поэт, гениальный человек. Мы вместе снимались в трехсерийном фильме для телевидения о возникновении социал-демократии в Баварии, он играл главную роль, а я его жену. Мы тогда были в довольно-таки близких отношениях, по крайней мере, спали вместе.

Он был влюблен, но когда я однажды лукаво спросила его, не хочет ли он в таком случае на мне жениться, он сказал:

— Ах, Лена, для женитьбы мы оба все же недостаточно смешны!

Я разозлилась. Жениться можно и по мещанским соображениям, или потому что крыша едет. Все возможно.

А тогда для меня это слишком много — те восемьдесят километров, которые я проезжала, чтобы встретиться с ним, о чем я и сообщила.

А он сказал:

— Да, если восемьдесят километров — серьезное основание для того, чтобы перестать поддерживать дружеские отношения, то тут уж ничего не поделаешь.

Я тогда подумала про себя: «Верно». И как-то перед ним тогда оправдалась. Мы не особенно крепко держались друг за дружку и вскоре расстались.

Позднее, когда мы вместе, с одной программой, ездили в турне и я только что вышла за Янни, он, имея в виду мое решение выйти замуж, сказал своей подруге — мы сидели в машине перед театром — обо мне и Янни, которого он знал лишь мельком:

— Забавно, у Лены проявился интерес к дрессировке!

В ответ на это я со своего заднего сиденья угостила его увесистым подзатыльником и довольно-таки раздраженно заявила, что если это «заболевание» и существует в природе, то он страдает им в первую очередь, а что касается моего музыканта-мужа, то:

— У него есть такие человеческие качества, которых тебе не достичь и за сто лет!

Мы тогда еще дня два дулись друг на друга, и каждый считал другого неправым.

Итак, комплекс доктора Хиггинса все-таки возможен?

А Симон — это цветочница Элиза, которую я хочу приобщить к светской жизни. Откуда постоянно возникает эта дурацкая ситуация?

Синдром «гадкого утенка». Спасительница Лустиг в действии! Может быть, я хотела быть принцессой на белом коне, которая некоего замарашку превращает в принца? Лена, ты ведь переворачиваешь все традиции, это дорого тебе обойдется, любовь моя!

Янни по части духовной силы обогнал меня на десять лет, притом что на три года был моложе, Симон же вышел из всем известной, уважаемой семьи.

И все-таки в некоторых отношениях я их превосходила. У Янни не было места в истеблишменте, у Симона — речевых и мыслительных способностей. А я в каждом случае предоставляла недостающее. И оба они стремились ко мне и хотели быть со мною, чего бы это ни стоило.

Дело прошлое, но надо сказать, что у Янни очень все удачно получилось с этим его стремительным рывком в супружество!

Я откинулась в удобное кресло с подголовником и принялась вспоминать то время, когда я встретила Янни.

ЯННИ

На эту вечеринку меня пригласил Дуби.

— Ты обязательно должна послушать мою музыку, — сказал он, — и познакомиться с Янни!

— Янни?

— Яфир Аннани, наш ударник перс, очень привлекательный человек. У вас с ним много общего!..

— Вот даже как?

— Прежде всего, он хорошо разбирается в музыке и бизнесе и очень по-деловому мыслит.

«По тому, как он его описал, трудно представить себе что-либо определенное», — подумала я и, поскольку в то время слишком много сидела дома, все-таки пошла. В тот момент, когда я вошла, музыка как раз смолкла. Дуби подскочил ко мне с криком:

— Яааанни, смотри — это та самая Лена, Лена — это тот самый Янни!..

Когда я впервые встречаю человека, я сразу, по первому впечатлению, так или иначе классифицирую его.