И обретешь крылья...

Насколько верно это изречение! Я всего лишь уродливый клоун, который изображает из себя вашего персонального советчика, и, очевидно, так бывает со многими мужчинами. А вы та, которая дает мне играть эту роль! А ведь вы — создательница собственной судьбы, вы и только вы, уважаемая!..

— Не совсем… — сказала я, — слушайте дальше…

И все же…

Лена все сильнее тосковала по Симону. Ей было трудно выносить его отсутствие и растущее внутреннее напряжение:

…только знать, как у него дела!.. Печален он или радуется… Здоров ли он, вернулся ли к своей жене… Что он делает без меня?..

И однажды, в ноябре, когда первый туман покрыл поля и все деревья сбросили листву, в ее сердце заполз холод. Никто не мог заменить ей Симона. Ни Янни, ни ее сынишка, ни мама, ни молодые жеребцы, ни старые ухажеры — никто из круга друзей и родственников не мог дать ей чувство защищенности и безопасности, которое давал Симон, разбивший ее сердце. Но он мог бы заботливо собрать осколки, осторожно взять их в свои руки и согревать своим звериным дыханием… И даже если бы это было больно, то, все же, руки были бы мягкими и теплыми и пахли бы им. Теперь с каждым днем становилось все мучительнее не звонить ему, постоянно держать себя в узде, тренироваться в то время, когда его там не может быть.

Однажды она пришла домой вечером и спросила у своего сына:

— Мне бы так хотелось узнать, как у него дела! Стоит мне позвонить, как ты думаешь?

И двенадцатилетний ребенок ответил так, как ответил бы любой его сверстник:

— Оставь это, мама, радуйся, что он, наконец, оставил нас в покое! Он тебе больше не нужен. А теперь давай поиграем в «Скрабб»?

— Да, — сказала Лена, — да, Бени, конечно. Я сейчас приду. Ты пока доставай игру. Мне еще нужно ненадолго зайти в свой кабинет.

Она уселась за письменный стол и в наступающей темноте сортировала почту. Было восемь часов вечера. С улицы в дом проникал слабый свет. Ей не хотелось яркого. Затем она прослушала автоответчик.

Баварское телевидение просило позвонить по поводу одной передачи; Пит хотел завезти ноты; Нонни говорила, что зайдет на следующий день, около четырнадцати часов. И потом последний звонок… Голос мамы в тишине комнаты:

— Лена… это мама… папа умер!

Лена не пошевелилась. Она не могла шевелиться. Она не могла дышать. Ее легкие были словно скованы ледяным панцирем. Долго, на бесконечные секунды. И вдруг из них вырвался крик и забился в четырех стенах.

Ее грудь придавило тяжелой плитой, череп был пуст, и взгляд уходил в ничто…

— Бенедикт!!!!… Иди сюдаааа!!! Скорее!!… Пожалуйста!! Иди!!!!!

Бени, еще ничего не понимая, прибежал через весь дом к ней в кабинет.

— Что такое, мама? Что случилось?

Он взглянул на мать и оторопел.

Лена дышала все еще с трудом и, схватив ребенка, прижала его к себе, как безумная.

— Ой, — сказал Бени, — мне так трудно дышать.

— Мой папа умер! — сказала Лена. — Твой дедушка… его больше нет в живых!..

С Бени было то, что бывает со всеми детьми в подобных ситуациях. Он не вполне еще понимал, что значит умер…Расширенными глазами беспомощно смотрел на мать, не зная, что говорить в этом случае. Лена смотрела сквозь него в темноту и не могла плакать. Она все никак не могла осознать, что у нее больше нет отца.

— Симон?.. Это я. — Тишина.

— Привет, Лена… — Пауза.

Первые слова после почти полугода.

— У меня умер отец…

— Подожди, я сейчас приеду. Сейчас буду у тебя.

Симон приехал и, распахнув широко свои руки, прижал Лену к большому, теплому телу. Лена затихла там, как только что вылупившийся цыпленок под крылом наседки, и плакала, плакала, плакала. От боли и тоски и, одновременно, от любви.

Почему мой папа никогда не обнимал меня так? Теперь он на Небесах, и я ничего уже не могу сказать ему. Симон, мой папа был такой же, как ты, со своим собственным теплом, но только он его никогда никому не показывал. — Почему, черт побери, все мужчины так по-дурацки себя ведут и никогда не хотят приоткрыть свою душу?

Мы лежали друг подле друга в кровати.

— Ты хочешь поехать к матери?

— Мама сказала, что я не должна вести машину в таком состоянии.

— Но ведь ты же не можешь оставить ее сейчас одну?

— И правда.

Лена выпрыгнула из кровати и теперь стояла, трясясь и дрожа на холодном полу.

— Мне нужно ехать! Я никогда себе не прощу, если не буду с ней в эту ночь!

— Одевайся, я повезу тебя в Мюнхен!