И одной любви достаточно (СИ)

Действительно хорошо лежим. Да и вообще, всё что произошло в последние пару часов, это же просто что-то с чем-то. Настоящая буря эмоций. Прямо как в день знакомства. Рассказать друзьям — не поверят. А как вообще это будет выглядеть? Парни, девочки привет. Короче, я всё-таки вас не послушал и согласился на роль сиделки. Теперь я готовлю кашку на завтрак и картошку на ужин своей бывшей девушке, которая предательски бросила меня и разбила моё сердце. А, при этом я кормлю её с ложечки. Ох, ну как я мог забыть? Ещё мы принимаем ванну вместе. Ну, почти. Я раздеваю её, погружаю в ванну, мылю и мою во всех местах. Да, дорогие мои пошляки и озабоченные друзья, и там тоже. И с особенным придыханием и чувственной нежностью. Потом я понёс её на руках в спальню, где упал прямо на неё, и мы едва не поцеловались. А потом валялись на кровати, держась за руки. Да, хороший рассказ, ничего не скажешь. Что друзьям, что доку понравится. Да и родителям. Но мне плевать. Сейчас мне хорошо, как никогда, а значит я сделал всё правильно. Что будет дальше? Понятия не имею. Я не хочу отпускать её. И боюсь вновь подпустить к себе. Вернее даже впустить её вновь в своё сердце. В сердце, которое она разрушила, разорвала в клочья, сожгла в доменной печи. Ладно, как говорила одна Скарлет: «Я подумаю об этом завтра». А сейчас мне хорошо, так что стоит ли заморачиваться заранее? Но всё же кое-что не давало мне покоя и не позволяло отложить на завтра.

— Ладно, пойду поставлю твою картошку, — сказал я и встал с кровати. — Всё хорошее когда-нибудь кончается. Я бы сказал, что тебе везёт и ты можешь лежать дальше, но, пожалуй, промолчу.

— Вот и молчи. Мужчина, твоё место на кухне! — иронично, даже скорее саркастически сказала Маша. — Ой, извини если что.

— Бака, — ответил я и замолчал, потупив глаза в пол и сжав кулаки.

— Вань, ну извини, это ведь шутка. Я не хотела тебя обижать.

— Да, не хотела. Маша, я бы хотел извиниться. Извиниться ещё раз за то, что наговорил в первый день. Это было большой ошибкой.

— Вань, нет смысла извиняться за правду.

— Наверное ты права. Поэтому и извиняюсь. Прости меня.

— Хорошо, я прощаю тебя. Ну что, теперь кушать?

— Подожди. Это ещё не всё, — сказал я, и предался воспоминаниям. «Ничтожество… Педофил… Извращенец… Абсолютный ноль». Как же тяжело.

— Ваня, всё в порядке? — спросила обеспокоенно Маша.

— Маш, я не знаю, важно ли тебе это или нет, но…, — сказал я и закрыл глаза и сглотнул слюну.

— Да?

— Маш, — сказал я, выдохнув, — я прощаю тебя. За всё, что ты мне сделала и сказала. Я совру, если скажу, что мне не было больно. Но я прощаю тебя.

— Вань…, — робко начала говорить девушка.

— А, да, не знаю зачем я это сказал, тебе ведь всё равно. Короче, забей на это. Теперь ты, наверное, ещё сильнее убедилась в том, что я якобы ничтожество.

— Вань, подойди, пожалуйста, ко мне, — сказала Маша.

— Зачем? Хочешь поиздеваться? Сказать мне какие-то гадости на ушко? — спрашивал я, но всё же подошёл.

— Спасибо, — сказала Маша, внезапно, быстро и крепко обняв меня, — спасибо тебе большое. Это очень важно для меня. Ты даже не представляешь насколько.

— Кхм, ну, похоже, что мы оба закрыли многолетний гештальт, — сказал я и отпустил Машу. — Ну что, полегчало?

— Очень! — радостно, но со слезами на глазах сказала девушка.

— Да, мне тоже. И да, хорош уже плакать. Особенно на мне. Я тебе не мягкая игрушка, — с наигранным укором сказал я.

— Ваня! Вот умеешь ты испортить такие приятные моменты своими неуместными колкостями.

— А это чтобы они были в меру приятными, — улыбаясь сказал я и удалился на кухню.

Да, она выросла. Три года назад я специально избегал сарказма в разговоре с ней. Да и чёрный юмор про смерть и самоубийства приходилось оставлять на беседы с подругами с ВУЗа. Что поделать, тогда она была 15-летней девочкой. Юной, непорочной, весёлой, радостной, энергичной. Отчасти таким становился и я. А разве могло быть иначе? Я всегда был с ней. Либо в реальной жизни, либо в своих мечтах. А она всегда искрилась незапятнанным солнечным светом. Подумать только, при знакомстве я посчитал, что ей лет 16–17, однако ей было 14, а вела она себя вообще лет на 12. Девушка с душой ребёнка. Может быть поэтому я и влюбился в неё? Ответить сейчас невозможно. Но она выросла. Но всё-таки пускай держится от цинизма и сарказма подальше. Не хочу, чтобы она становилась такой, как и все. Не хочу, чтобы она ходила с опущенной головой, с бездвижимыми уголками губ, с равнодушным выражением лица. Почему не хочу? Да просто потому что не хочу, вот и всё. Ну а ещё я не хочу, чтобы она разрушила образ, который я любил последние три года.