— Ну, удачи-удачи. Но вот вернёмся к Печорину. Если я такой весь из себя циничный и жестокий, то почему я тебе помог? — я задал этот вопрос не для поддержания разговора, а потому что мне было действительно интересно. Почему я тогда сделал это? К людям я относился не сказать, чтобы хорошо. Но Маше решил помочь. Почему? Ведь я тогда не влюбился, и порой грубил ей честно, чистосердечно, так сказать.
— Честно? Точно сама не знаю. А ты что думаешь?
— Не знаю. Сам иногда задаюсь подобным вопросом. Можно всё свалить на судьбу, но так неинтересно.
— Эх, философ. Мне и на судьбу нравится свалить всплеск твоей доброты и сострадательности. Но вообще у меня есть кое-какая идея.
— Да? Слушаю.
— Ты не был тогда злым циничным эгоистом. Ну, то есть не был на самом деле, в душе. Лишь снаружи. Короче, ты меня понял.
— Если честно, то нет.
— Ну смотри, твоя внешняя холодность и чёрствость от того, что ты хотел делать добро, но возможно кто-то не оценил этого. Ты хотел быть хорошим и добрым, но весь мир, как тебе казалось, повернулся к тебе одним местом. «Я хотел любить весь мир. Люди меня не поняли. И тогда выучился ненавидеть» Опять же Печорин. Может слова как-то и по-другому на самом деле звучат, но суть такая.
— Возможно ты права. Впрочем, сейчас не важно. Мы вместе, а с тобой я уж никак не Печорин.
— Это точно. Хотя бы улыбаться научился, — сказала и засмеялась моя принцесса. Так мы и дошли до места моего обитания. Миша оказался дома.
— Привет Ваня, — поздоровался со мной друг детства, после чего заметил Машу и порядком смутился, — ой, привет. Ты должно быть Маша?
— Да, она самая. А ты Миша? — спросила Маша и получила утвердительный ответ в виде кивка головы. — Приятно познакомиться.
— Ну чего Миха, дашь пройти? — сказал я.
— А, да, конечно. Проходи, — ответил друг, однако вскоре понял, что кое-чего он не договорил. — Ну, то есть проходите.
— Ну, вот здесь живу я. Не так просторно как у тебя, но всё же, — сказал я Маше, обводя рукой квартиру, после чего обратился к другу. — Миша, поставишь чайник? Я пока сумку разберу, а потом мы пойдём.
— Да, хорошо, сейчас поставлю.
— Слушай, а у тебя классный диван. Правда старый и скрипучий. Но ничего, нам это не помешает, — сказала Маша, разувшись и пройдя в комнату.
Вот же Штирлиц. Вроде бы сколько времени прошло, а всё неугомонное желание заставить меня краснеть и оправдываться в одном месте играет. Нет, ну сколько можно? Хотя, если бы не это желание, я бы возможно сейчас был один. Так что ладно, не мне обижаться. Но вот Миша поднял брови от удивления, глядя то на меня, то на Машу. Я же молчал. Нужно было выдержать паузу.
— Эм…, — только и смог промычать Миша.
— Ахаха! — засмеялись мы с Машей в унисон. Я понял её шутку и обратил внимание на Мишу. Теперь он стоял и краснел от недоумения.
— Миша, расслабься ты, она не имела в виду ничего из того, что ты подумал. Это просто шутка такая. Она, в меру своей испорченности, пытается меня подколоть на неудобные темы, чтобы я стал краснеть и оправдываться. На сей раз я понял, что это игра не против меня, а со мной против тебя, так что я подыграл. Ну а ты проиграл. Ничего, бывает. Я сам только недавно научился читать её и сохранять невозмутимый вид.
— Ясно. Ну ладно, я пошёл чайник ставить, — сказал Миша и ушёл на кухню.
— Так, я не поняла, какая это у меня мера испорченности?
— А ты сама как думаешь? — сказал я, опрокинув сидящую Машу на диван, после чего стал щекотать её.
— Ахахха, хватит, хва…ахахах, — только и могла произнести девочка, надрывая свой живот от смеха. Спустя буквально несколько секунд, я выпустил её из своих рук, — ты же знаешь, что я боюсь щекотки.
— На самом деле не знал. Теперь знаю, — сказал я улыбнувшись. В ответ я получил лишь короткий стон.
— Ребята, чайник вскипел, — известил нас голос с кухни.
— Маш, ты что будешь? Чай или кофе?
— То же, что и ты.
— Хорошо, тогда сделаю два кофе с молоком.
— Миша, не уходи, — сказала Маша, увидев на столе лишь две кружки, — посиди с нами.
— Да я как-то даже не знаю.
— Да ладно, у нас двоих ещё целая вечность. Хотя, подожди, Ваня, как ты там сказал?
— Вечная бесконечность.
— Точно, вечная бесконечность. А с лучшим другом моего парня не каждый раз удастся поговорить. Что? — спросила уже меня Маша, увидев моё скошенное от неловкой улыбки лицо.
— Да просто забавно слушать из твоих уст про своего парня.
— Ой, я просто думала, что ты мой рыцарь только наедине. Хочешь, чтобы и при знакомых мы друг к другу так обращались?
— Ладно, сдаюсь. Попался. Пускай это будет личным.
— Хорошо, давайте посижу с вами.
— Отлично! — обрадовалась Маша. — Слушай, а вы ведь дружите с первого класса? Каким он был?
— Страшным, неуклюжим и толстым, — невозмутимым голосом ответил я.
— Да это и так понятно, — с легкостью парировала Маша. Ну вот как ей это удаётся? — я про другое. Насколько сильно он изменился за школьное время?
— Да, знаешь, вроде и не сильно, а вроде и кидало его из стороны в сторону. Я просто даже не знаю, что можно говорить, а что нет.
— Говори всё — сказала Маша.
— Почти всё, — уточнил я.
— Тебе есть что скрывать от меня?
— Тсс.