И опять Пожарский

– Уж порадую я матушку за обедом! – воскликнул с восторгом Михаил, пробуя острый сыр. – Что же, и правда простой крестьянин сам такое блюдо смог измыслить?

– Так Пётр Дмитриевич говорит, но сдаётся мне, что без его участия и здесь не обошлось, – улыбнулся лукаво дьяк.

– Ещё есть диковинные яства в Петрушиных подарках? – поинтересовался царь, облизываясь.

– Прости, царь-батюшка, но яства на этом закончились. Только не спеши расстраиваться, ибо диковинки есть ещё. Это валенки, государь. Три пары: тебе, матушке твоей и батюшке. Зимой в них тепло, не то что в сапогах. – И дьяк протянул с поклоном одну пару царю.

На всех шести валенках были нарисованы и вышиты купола Покровского собора (храма Василия Блаженного). Причём на каждой паре угол зрения был другой, и на переднем плане изображены разные купола.

– Разве такую красоту можно на ноги надевать? – произнёс, любуясь узором, государь.

– А ты примерь, царь-батюшка, почувствуй, как ноженькам в них хорошо.

Царь стянул сапоги с помощью двух дьяков и надел валенки.

– И правда ведь тепло, да и по снегу ходить можно. – Михаил рассматривал обновки. – Только не говори, что и это придумал крестьянин из села Вершилово. Таких диковин чай и за границей нет.

– Не буду, великий государь, говорить про крестьянина. Ибо это лжа будет. Делает их крестьянка крепостная из Вершилова, а не крестьянин, – хитро улыбнулся Пронин.

Царь оценил шутку и заливисто рассмеялся.

– Ещё что-нибудь прислал Петруша?

– Вот, держи, государь, тарелки сетчатые. – Дьяк с поклоном подал две ажурные тарелочки, расписанные цветами и ягодами. – Это тоже работа вершиловская. Есть там артель гончаров, вот они и горшочки те, и шкатулочку под сыр, и тарелки эти лепят.

– Знаешь, что я тебе, князь, сказать хочу? – Михаил бережно положил тарелки на стол. – Может, мне нужно иноземцев всех изгнать из Москвы да всех жителей Вершилова сюда переселить?

– Прежде чем ответить тебе, великий государь, на этот вопрос, хочу ещё одну диковинку показать. Когда ты её увидишь, может, и передумаешь. – Тут дьяк достал из последней корзины пачку листов бумаги.

– Какая гладкая да белая, неужели не немецкая, а тоже из Вершилова?

– Поднеси, государь, один листок к окну.

Михаил Фёдорович поднёс листок к свету и внезапно, охнув, выронил бумагу.

– Колдовство это! – грозно уставился царь на нового князя.

– Нет, великий государь, вот и грамотка от настоятеля храма в Вершилове есть, что нет тут колдовства, и бумагу эту он освятил. – Пронин вспомнил себя и подал царю листок с записью отца Матвея.

– Как же это сделано? – Михаил поднял листок, поднёс его к свету и прочитал слова «Пурецкая волость».

– Пётр Дмитриевич сказал, что если на такой бумаге подавать прошения и челобитные, то казна может зело обогатиться. А немцев до этого секрета не допускать особо. И ещё, государь, посмотри, на всех диковинах, что княжич со мною передал тебе, есть надпись «Пурецкая волость». Это чтобы его диковины никто подделать не смог.

– Нет, князь, думаю я, хитрее Петруша, не это главное в надписи… – Царь перебрал все подарки и на каждом нашёл указанную метку. – Эта надпись говорит о том, что ничего подобного больше ни у кого нет. Хотите иметь диковины? Покупайте товары из Пурецкой волости. Хитёр Петенька! И правда, Соломон на Руси появился.

– Твоя правда, государь. Следующие два подарка настолько удивительны, что Пётр Дмитриевич чернильницу просил даже матушке с батюшкой твоим в руки не давать. Смотри, государь.

Фёдор Фёдорович вынул из пенала ручку и достал серебряную чернильницу-непроливайку. Он достал лист бумаги из последней корзинки и, обмакнув перо в чернильницу, вывел всё те же слова: «Пурецкая волость», а потом взял и опрокинул чернильницу. Царь и дьяк Борисов ахнули, ожидая, что чернила выльются, но на листок не пролилось, ни капли.

– Что это? – перевёл дух царь.

– Попробуй сам, государь-батюшка. Это перьевая ручка и чернильница-непроливайка.

Михаил поставил чернильницу снова вертикально, заглянул в неё, убедился, что чернила там есть, обмакнул перо и вывел на листке: «Царь и Великий Государь», а потом, стараясь подражать дьяку, как бы случайно опрокинул чернильницу. Ни капли.

Молодой царь разглядел ручку повнимательней. Золотое перо с прорезью посередине, деревянная палочка с надписью «Пурецкая волость» на русском и на латинском языках, золотой колпачок, заканчивающийся лапой орла, держащей чудный лал.

– А это чудо тоже сделал крестьянин?

– Нет, государь, это сделал ювелир, который сейчас живёт в Вершилове.

– Дьяк, – обратился Михаил Фёдорович к Борисову, – сегодня же издать указ, запрещающий иноземцам под страхом смертной казни через колесование приближаться больше чем на десять вёрст к Вершилову! – Он повернулся к Пронину. – Правильно ли я сказал, князь?

– Всё правильно, великий государь.

– Есть ли просьбы у тебя, князь?

– Отправь бога ради меня, великий государь, обратно в Нижний Новгород государевым дьяком, – попросил Пронин.

– Как я могу князя отправить дьяком? – усмехнулся царь. – Поедешь ты в Нижний товарищем воеводы.

Событие шестьдесят второе