И опять Пожарский 3

- Я догадываюсь, кто приходил за ядом и кого хотят отравить, - сиплым голосом выдавил враз постаревший боярин.

- Я тоже догадываюсь. У нас в Вершилово так не поступают.

Это был удар. Немец, меньше трёх лет живущий в Вершилово, говорил "у нас". А князь Долгоруков и ответить на это ничего не мог. И на самом деле в семитысячном городе вообще не было преступности, не было воровства, не было пьяных драк, да и самих пьяных тоже не было. Здесь можно было посреди ночи гулять по улице и ничего не произойдёт, тут даже рогаток не было. Здесь было всего два наказание, за первое самое маленькое прегрешение отрезали прилюдно ухо, а за второе полагалось тоже прилюдное холощение. Так второго наказания ещё ни разу и не применили, до всех и с первого раза доходило. В этом городе не было кабаков и распутных девиц, не было нищих и убогих, их сюда просто не пускали, не было мальчишек попрошаек. Здесь были чистота и порядок, тут даже ни кому в голову не придёт бросить мусор на сверкающую чистотой улицу. И вдруг появляется боярин Долгоруков, и его дочь хочет отравить другого человека. И этот человек - жена князя Петра Дмитриевича Пожарского. Как бы и самому Владимиру Тимофеевичу не пришлось выметаться из Вершилова без уха, за нерадивое воспитание дочери.

- Да, дела! - совсем сник боярин.

- Я надеюсь, ты, князь, сам разберёшься со своей дочерью, - сочувственно проговорил астроном и протянул боярину стакан с водой, что наполнил сейчас из стоявшего на столе гранёного кувшина.

Владимир Тимофеевич выпил воду, лязгая непослушными зубами, встал с кресла и, поклонившись Кеплеру, вышел из кабинета астронома. Он не помнил, как попал домой, а там крик и ор. Машеньку рвало сильно, а теперь она спит, и добудиться её не получается.

Князь прикрикнул на домочадцев и, разогнав их по комнатам, схватил за рукава обеих Марф, и жену и дочь, поволок их в кабинет Петра Дмитриевича. Там он плюхнулся в кресло и не глядя на дочь, обращаясь только к жене начал.

- Марфа Васильевна, ведь неправильно мы с тобой поступили, что отдали за князя Петра Дмитриевича Пожарского Машеньку.

- Как так, что-то случилось, - встрепенулась княгиня.

- Случилось. Марфа, вот, посчитала, что это несправедливо и такой завидный муж должен был ей достаться, и отравила сестру кровную, - всё ещё не глядя на дочь, проговорил князь.

- Так что умрёт теперь Машенька, - заголосила княгиня и принялась реветь в три ручья, прося помощи у богородицы.

- А ну, цыть! - прикрикнул Долгоруков, - Жива, здорова Маша, травница Марфуше-разумнице под видом отравы продала наоборот противоядие, - теперь только оба родителя уставились на дочь.

- Ты, что же это наделала окаянная, - поднялась на дочь княгиня и залепила ей звонкую пощёчину.

Отравительница молчала и только сильнее насупливала брови.

- Ах, ты дрянь эдакая, на родную кровь руку подняла, - начала было снова голосить Марфа Васильевна, но князь остановил её.

- Стоп! То есть на родную сестру руку нельзя поднять, а на другого человека, пожалуйста. Трави Марфушка всех подряд, так что ли? - князь аж позеленел и переводил глаза только с одной дурёхи на другую.

- В монастырь её надо, змеюку, - опять замахнулась княгиня, но Марфа отпрянула за отцовское кресло.

- Думал я об этом Марфа Васильевна. Нельзя. Дознаются ведь, за что мы дочь в монастырь отправили и на всё царство позор будет. Ведь нам потом младших дочерей и замуж не выдать, кто же захочет породниться с семьёй, где одна сестра другую травит.

- Ох, горе-то какое, что же делать Владимир Тимофеевич? - княгиня даже реветь перестала, представив такую перспективу.

- Я попросил того единственного человека, который о сём ведает, никому, ничего не говорить, пообещал, что сами с Марфушкой разберёмся, - пожал плечами князь, - Может и правда, как в Вершилово заведено, ухо ей отрезать, - Долгоруков горько усмехнулся.

- А ты что молчишь, гадюка подколодная? - опять переключилась на дочь княгиня.

- Хотите резать, так режьте, - вдруг зло прокричала Марфа отцу и тоже ударилась в слёзы.

- Дура, ты - дура, кто же тебя безухую потом замуж возьмёт, в общем, так, княгиня, с этой взгляд не сводить, двух девок к ней приставь и чтобы по пятам ходили. Три раза в день пусть в церковь ходит и не давать ей лакомств вершиловских, пусть посидит на хлебе, да на яблоках, может хоть похудеет, а то вон распёрло корову на шоколаде, да масле ореховом. А как вернёмся через пару месяцев в Москву, сразу замуж её надо отдавать, я пока спишусь с товарищами старыми, поузнаю, у кого сыновья холостякуют, али вдовствуют.

Князь встал и пошёл вон из кабинета, противно ему было, но в дверях он обернулся и сказал всё же дочери:

- Машенька ведь всё для сестёр, как лучше, делает. Мы вот с ней даже разговаривали, что неплохо бы через пару годков Феденьку Пожарского на Елене женить, а ты! - он махнул рукой и хлопнул дверью.

Событие двадцать девятое