И опять Пожарский

– Нет, Пётр Дмитриевич, просто невместно, зашибу, а меня потом на кол, – громила не повёлся.

– А я вот, думаю, Фома, что боишься перед товарищами проиграть мальцу, – поединок был теперь нужен в любом случае, даже если попаданец его и проиграет.

– А что, Фома, надери уши княжичу, раз сам нарывается, – закончил спор десятник Фомы, Козьма Шустов.

Стрельцы неодобрительно загудели, но расступились, давая бойцам место для поединка. Образовался круг диаметром метров десять. Пётр ожидал, что Фома примет какую ни какую стойку, но тот расставил руки, словно хотел завалить девку на сеновале и попёр вперёд. Нырок в кульбите вперёд, под ноги, удар в солнечное сплетение, уход вправо, ножницы и добивающий ладонью в ухо. Нет. Тело было не то, слишком лёгкое, не гибкое, барчук словом. Фома был в нокауте. Только через минуту он встал на колени и затряс головой. Всё это время стрельцы не проронили ни слова, ни одобрения, ни осуждения, ни чего. Пётр ждал. Ещё через минуту Исаев поднялся на ноги и опять попёр на княжича. Ни каких выводов не сделал. Обманное движение влево, захват левого рукава и бросок через плечо с колен. Нет, блин, вес не тот. Амплитуда получилась аховая, дух из Фомы не выбила, но упал тот красиво, на спину, во весь рост. Подниматься стрелец не спешил, лежал, смотрел на небо и переоценивал ценности. Пётр подошёл к нему и подал руку, помогая подняться.

– Пёрт Дмитриевич, а не научишь и меня тем ухваткам, – чемпион полка был не посрамлён, а удивлён.

– Почему не научить, и тебе на пользу и отечеству, – широко улыбнулся юноша.

Выехали через час. Позавтракали, свернули бивак и, не мешкая, тронулись. До Владимира было вёрст двадцать и по свету нужно было обязательно добраться, ни перед закрытыми, же воротами ночевать. Даже обеденный привал не делали, покормили лошадей, схарчили сами по куску хлеба, последнего, кстати, и снова в путь. Часа в три по полудню и подъехали к посадам Владимира. Город стоял на правом берегу Клязьмы и оброс пригородами и посадами на несколько вёрст. К городским воротам добрались одними из последних, их уже начали закрывать, но отряд стрельцов с подорожной от самого царя впустили без пререканий, указав, где двор воеводы и где нужно остановиться самим стрельцам. Воеводой во Владимире бы Дмитрий Иванович Волховский. Был он человеком заслуженным, даже получил похвальную царскую грамоту за освобождение Мурома и защиту Владимира от изменников.

Событие восьмое

Воевода города Владимира Дмитрий Иванович Волховский проснулся ни свет, ни заря, только петухи горло продрали, и он снова погрузился в сон, как тут на дворе поднялся шум, брехали собаки, и кричал на них псарь Федотка. Что ж, за седмица то такая выпала, пожаловался сам себе воевода, и, став на колени перед образами, принялся молиться. Только прочитанная пару раз молитва "Отче наш" и один раз "Пресвятой троице" шум за стенами терема не уняли. Пришлось, кряхтя подниматься и выходить на крыльцо. Увиденное выбило дух из воеводы. Горе-то, какое. Прибывший вчера поздно вечером сынок князя Дмитрия Михайловича Пожарского Петруша с ума сверзился. Ох, горе, горюшко родителю. Волховский князя Пожарского знал хорошо и ценил за преданность царю и радение отечеству. Сынка его Петю он тоже видел один раз, когда в 1614 году весной князь перевозил семейство из Нижнего Новгорода в Москву. Старший сын князя был тогда мал и соплив.

Вчерась двое стрельцов забарабанили в ворота, и на вопрос ключника чево им спокойно не живётся, обсказали, что сопровождают княжича Петра Дмитриевича Пожарского в вотчину отцову по приказу самого царя и Государя Михаила Фёдоровича. Волховский с семейством только повечеряли и уже ко сну собирались, но ради такого гостя снова накрыли стол и усадили за него князюшку. Молодой Пожарский вёл себя скованно и, отдав должное угощению, попросился почивать, но был с виду вполне здоров. А сейчас вьюнош вытворял чёрте чё, свят, свят. Петруша махал руками и ногами, прыгал, да, ладно бы просто прыгал вверх или там, в сторону, так нет, прыгал он, кувыркаясь через себя в воздухе почище любого скомороха. Потом княжич стал бить поклоны, да не просто так, а задевая затылком землю, так и скоморохи не умели. Что же теперь делать, как он сможет объяснить князю Пожарскому, почему приехав здоровым к нему на двор вечером, утром ребёнок юродивым стал.

Федотке, наконец, удалось унять собак. Во дворе наступила гнетущая тишина. Вся дворня, все боярские дети и боевые холопы стояли во дворе и дивились на то, что вытворяет малец. Сошлёт царь в Берёзов, решил для себя воевода и, троекратно перекрестясь, двинулся, распихивая дворню, к княжичу.

– По здорову ли, Петруша? – на внятный ответ Волховский не надеялся, известно, что юродивые плетут невесть что.

– Спасибо, Дмитрий Иванович, по здорову. Это я тренировку провожу, – юноша широко улыбнулся.

Ответ был сказан внятно, но полной ясности в ситуацию не внёс.

– Что же это за тренировка такая, где надо бесом скакать? – поинтересовался воевода.