И опять Пожарский. Тетралогия (СИ)

Козьма Шустов сидел на лавке в тёмной горнице с низким потолком и крепко думал. Пять минут назад у него закончился разговор с Петром Дмитриевичем Пожарским. Странный княжич, ой, странный. Словно кто вселился в тринадцатилетнего отрока. И этот кто-то не дьявол. Скорее уж ангел, или кто из святых. Только не святых мучеников, а таких святых как князь Александр Невский. Он не творил добро просто потому, что добрый. Он наказывал зло и заботился о тех, кто рядом с ним с этим злом борется.

Боярич предложил Козьме переговорить со стрельцами о том, чтобы все их два десятка переселились из Москвы сюда в Вершилово. Пожарский обещал составить к царю и отцу грамотку, о том, чтобы государь оставил с ним стрельцов на пять лет. Предложения же было заманчивым. Княжич обещал всем выдать по десять рублей на обзаведение и по десять же рублей в год жалования. Кроме того каждому будет раз в год пошита летняя и зимняя одежда единого образца. Всем оставлялся в пользовании мушкет шпанский и ляшский конь дестриэ. Каждому стрельцу Пётр построит избу и даст по пять четвертей землицы. Детей будут учить в школе при церкви. Если кто захочет заниматься другим промыслом, гончарным там или портняжным или каким другим, то княжич только приветствует и даст денег на приобретение всего необходимого для данного ремесла. Насчёт денег Козьма не беспокоился. Он знал примерно, сколько досталось Пожарскому в "наследство" от Медведя и Ивана Сокола. Деньжищи там были не малые.

Ещё Пётр отдельно оговорил, что по четыре часа в день они все должны изучать у него – княжича казацкие ухватки и у ляха пана Янека сабельный бой. А каждый понедельник будут проводиться стрельбы из мушкетов для тренировки меткости и скорости стрельбы и на это будет им выдан порох и пули. Раз же в неделю по вторникам у них будет бег на 10 вёрст, и затем отжимание и подтягивание, по полчаса.

Предложение было заманчивое. Козьма на живом примере видел, что может сделать обученный "ухваткам" воин. Разве бы он поверил, всего месяц назад, если бы кто рассказал ему о том, что два десятка стрельцов и один отрок смогут, не потеряв ни одного своего, уничтожить в бою дюжину десятков гораздо более опытных воинов, тут Козьма себя не обманывал, любой казак был подготовлен лучше, чем стрелец его десятка. Казаки всю жизнь воевали, а стрельцы или город патрулировали или на стенах мёрзли. Хорошо хоть стрелять их иногда учили.

А ещё видел Шустов, как Пожарский относится к "своим" стрельцам. Вчера налетел из Нижнего Новгорода воевода князь Василий Матвеевич Бутурлин. Он выстроил стрельцов и с ходу стал кричать на них и всякими поносными словами поносить. Те же, считая себя героями, вон две какие разбойничьи шайки истребили, стояли и только глазами хлопали. Тут к ним и подошёл княжич.

– Здрав будь, Василий Матвеевич, – Пётр ему в пояс поклонился.

– А ты, отрок и будешь сыном Дмитрия Михайловича Пожарского, – князь мотнул головой, и не понятно было, то ли это поклон, то ли он дух просто перевёл.

– Я, воевода. В чем же вина этих стрельцов, что ты на них кричишь и всячески поносишь.

– А не твоего это ума дело, княжич.

– Князь. У тебя много врагов в Москве, и Колычевы и Милославские, и Голицыны, неужели ты хочешь, чтобы твоими врагами стали ещё и Пожарские с Романовыми. Зачем тебе это надо. Я как раз грамотки государю и отцу сейчас составляю, хочу написать, что радением воеводы в Нижегородской губернии спокойствие и благолепие. Или мне надо написать, что на всём Владимирском тракте на меня нападали тати да разбойники, коих развелось по нерадению некоторых царёвых слуг великое множество, и что те тати чуть меня жизни не лишили, – Пётр говорил очень медленно и с радушной улыбкой на губах.

Десятник слушал эту перепалку и смотрел на Бутурлина. В одно мгновения из красного распалённого своим же криком грозного воеводы тот превратился в бледного с выпученными глазами рябого мужика, побитого хозяином за нерадение. Княжич закончил говорить и спокойно смотрел в глаза воеводе, были они примерно одного роста и княжич даже специально подошёл поближе, чтобы взгляд этот был в упор. И воевода не выдержал этой игры в гляделки. Он упал на колени и заскулил.

– Прости меня глупого, Пётр Дмитриевич! Язык себе вырву! Бес гордыни попутал, – князь склонил голову.

– Ну, что ты, Василий Матвеевич, встань немедленно. Эти стрельцы мне жизнь спасли и не раз. Потому и вступился за них, может на них другая вина есть. Ты мне скажи, и разберём вместе.

– Пенял я им, что не привезли они живым атамана казацкого вора Ивашку Сокола для отправки в Москву на суд и казнь прилюдную, – всё ещё оправдывающимся голосом произнёс Бутурлин.

– Ну, вот и выяснилось всё. Был разбойник Ивашка сильно ранен при пленении. Не пережил бы он дальней дороги. При мне и помер. Я же тело его и приказал сжечь, так как не достоин он христианского погребения, – Пожарский продолжал стоять прямо напротив князя вплотную, и чтобы тот не отошёл, придерживал его за рукав.