– Если все будет так, как ты думаешь… – повторила я за ним, зацепившись не столько за сами слова, сколько за тон, которым они были произнесены. – Ты хочешь сказать…
Договорить он мне не дал.
– Предположить появление этой девушки рядом с твоей дочерью было практически невозможно. Но теперь я понимаю, почему это произошло. И это знание дает уверенность в том, что Яланиру не удастся задуманное.
– Но делиться своими новыми идеями ты ни с кем не собираешься? – Я бы и хотела почувствовать гнев, но, когда речь шла о Вилдоре, он не возникал. Это существо было настолько вне привычных схем общения, вне знакомых стереотипов поведения, что подходить к нему с известными мерками выглядело глупой затеей. И мне в этом уже не раз пришлось убедиться.
– Не собираюсь, – подтвердил он то, в чем я не сомневалась, проходя мимо меня и опускаясь в кресло, в котором недавно сидел Сашка. Человеческая личина хлопьями тумана сползла с него, открывая усталое лицо. – Ты – мать, и ты не можешь позволить себе того безрассудства, которое заставляет переступать через собственный страх и делать то, что кажется невозможным. Ты не нападаешь – ты защищаешься. Но при этом ты – берсерк, в которого до конца не можешь поверить. Если я расскажу тебе все, сомнения в своих силах появятся у тебя раньше, чем вера в возможность осуществить задуманное.
– Поэтому ты делаешь все, чтобы я металась, не понимая происходящего, и просишь просто тебе верить, – не спрашивая – утверждая, закончила я.
– Не только поэтому. – Он откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. – Способность твоего рода ощущать пути судьбы делает значимыми твои действия. Многое из того, что ты воспринимаешь как метания, имеет свой результат. Правда, это осложняет исполнение данной Олейору клятвы спасти тебя.
Это был едва ли не первый случай, когда Вилдор снизошел до объяснений, но удовлетворения от разговора я не испытывала. Зная, что он прав, понимая, что его опыт подсказывает ему наиболее простой и максимально эффективный способ достичь желаемого, доверяя ему так, как не доверяла никому ни в одном из миров, я не находила в своей душе успокоения. И от этого было тяжело. Настолько тяжело, что избавиться от навалившегося груза, в котором смешались ответственность, долг, любовь, можно было единственным способом – действовать. Но вот как раз этого мне и не позволяли.
Не заметив, как оказалась рядом с бывшим ялтаром, подчиняясь скорее чему-то глубоко внутри меня, чем разуму, опустилась на ковер рядом с креслом, в котором он сидел. Прикоснувшись лбом к его руке, лежащей на подлокотнике, тронула губами теплую кожу. Догадывалась, что он поймет все правильно. Не женщиной я была сейчас, как он и сказал, – матерью, которая вверяла ему самое дорогое – жизнь своего ребенка.
Рука Вилдора не дрогнула, он словно и не заметил моего присутствия. Да и голос, когда он заговорил, звучал отстраненно и бесстрастно, раня и отрезвляя.
– Если у нас не получится, уже ничто не будет иметь смысла. Ни ее, ни твоя, ни моя жизнь. И как бы тебе ни было горько, как бы ни душили тебя тоска и отчаяние, ты должна помнить – не столько спасение Амалии является нашей целью, сколько существование миров. И если ты не сумеешь обуздать свои чувства, я буду вынужден освободиться от тебя как от фактора, ставящего все под угрозу. Но без тебя нам будет значительно труднее.
– У тебя удивительная способность избавлять от иллюзий, – с грустью прошептала я, полностью признавая его правоту.
– У тебя удивительная способность воскрешать то, что казалось уже давно исчезнувшим, – с подобной моей интонацией произнес он, так и не шелохнувшись. Но, когда я дернулась, реагируя не столько на слова, сколько на прозвучавшую в них боль, он осторожно высвободил ладонь и поднялся вместе со мной, не позволяя мне отступить. – Нам будет очень трудно, потому что этот план все еще вызывает у меня опасения. Но я знаю, что мы справимся. Потому что иного выхода у нас нет.
– Отец.
Подземные пейзажи весьма однообразны, но камеры отслеживали все вокруг на несколько десятков километров, так что я имел возможность выбирать из множества изображений, которые они передавали.
Озеро было моей слабостью, оно напоминало резиденцию Вилдора. Как бы я ни относился к своему отцу, не стеснялся признавать, что он умел окружать себя лаконичной красотой и научил меня видеть прекрасное там, где многие этого не замечали.
Вот и сейчас, глядя, как мелкая рябь гуляет по зеркалу воды, я ощущал и порывы ветра, которые их рождали, и аромат цветущих трав.
– Отец, – настойчивее повторил Туоран, отвлекая меня от созерцания пейзажа на голографической консоли, – ты хотел меня видеть.
Я переключил систему в обычный режим и жестом предложил сыну приблизиться, отметив легкую напряженность в его движениях. Это было неудивительно – он взрослел и мужал вдали от меня в роду своей матери. И о том, кем именно приходится ему талтар Яланир, узнал не так уж и давно.