И осталась только надежда…

– Поверь мне, это не самое страшное, что могло случиться с тобой. – Его речь была больше похожа на рык, но какой-то бесчувственный. – Я дал тебе шанс выжить, дам еще один – отомстить. Я сделаю даже больше, когда наступит момент, ты возьмешь мой кинжал, и я пропущу один твой удар, сыграв в игру со смертью. Но только в обмен на клятву, которую возьму с тебя.

Дошедший до меня смысл был похож на ушат ледяной воды: такой же отрезвляющий.

– Какую? – то ли проблеяла, то ли прошептала я.

Он же продолжал быть все таким же равнодушным.

– Ты дашь мне клятву, что родишь этого ребенка. Мои родичи о тебе позаботятся. Не сможешь полюбить, оставишь его им и уйдешь. Тебя никто не будет останавливать.

– А если я ее нарушу? – Не смелость заставила меня задать этот вопрос. Страх, который сковал все внутри.

– Не нарушишь. – Мне показалось, что в его глазах мелькнуло облегчение, но я была настолько взбудоражена, да и не слишком разбиралась в движениях чужой души, чтобы утверждать это. К тому же его голос оставался холодным. – Есть клятвы, которые нарушить невозможно. Ты же не хочешь, чтобы из-за твоей легкомысленности пострадали близкие?

Он был прав, я не хотела.

– А если ты нарушишь?

Его смех был горьким. Но он не позволил мне разобраться в том, что скрывалось за ним, резко оборвав мнимое веселье.

– Нарушение наших клятв тянет за собой бесчестье. Это значительно страшнее смерти.

– Что я должна сказать? – Мои ноги дрожали, но я сделала попытку выпрямиться и развернуть плечи, давая ему понять, что слабость моя была мимолетной.

– Ничего. – Он отступил на шаг назад, окидывая меня с ног до головы оценивающим взглядом. – Приняв это предложение, ты приняла и ответственность. И будет лучше, если ты это запомнишь. Законы магии более непреклонны, чем те, что создаются для управления обществом. За каждое слово, за каждую мысль, за собственные колебания, за ошибочную убежденность – за все приходится отвечать. Собой, своим будущим, своими потомками.

– Ты меня запугиваешь? – Ничто из сказанного им не звучало угрозой, но чем дольше мы говорили, тем увереннее я становилась.

Нет, мои боль, страх, отчаяние никуда не делись. Они были со мной, и я догадывалась, что теперь каждая секунда моей жизни будет наполнена ими. А еще я знала, что теперь постоянно буду прислушиваться к себе, осознавая, что во мне растет похожее на него существо. У него будут его глаза, черная кожа и крылья, ажурные крылья, похожие на звездную ночь.

Но для меня он навсегда останется чужим, не моим ребенком, которого я никогда не смогу полюбить.

Разве можно любить того, кто рожден от насилия?!

– Учу. – Он как-то устало вздохнул, мгновенно потеряв свою бесстрастную высокомерность, и добавил, уже совершенно иным тоном, сквозь который пробивалась мягкая улыбка: – Пойдем поедим. Не знаю, как ты, а я уже двое суток ничего не ел.

Моего ответа он дожидаться не стал, словно ощутив, что единственным откликом на эту метаморфозу стал вспыхнувший в душе гнев. У меня мысли не возникло, что он таким образом пытался добиться моего расположения, но это все равно воспринималось как издевательство.

Все было слишком по-человечески.

Сдержаться мне удалось на пределе собственных сил. Помогла убежденность – он мне не лгал. Ни тогда, когда утверждал, что иного выхода нет, ни тогда, когда говорил о моем будущем.

Не потому что сочувствовал мне и пытался хоть чем-то поддержать. Нет. Ему не было смысла лгать – я была в его власти.

– Эта панель открывает доступ к… – Он на секунду замялся, словно подбирая слово, а потом уверенно закончил: – Гостиной. Мы не нуждаемся в уюте, но для тебя я решил сделать исключение.

Стена справа от его рабочего стола разошлась, открывая проход. Туоран сделал шаг внутрь и остановился, дожидаясь меня. Причин проявлять упертость я не нашла и последовала за ним, готовая в любой момент отступить, если вдруг в выражении его лица проскользнет удовлетворение моим послушанием.

Он продолжал оставаться отстраненным и тогда, когда мы сели за стол.

– Через восемнадцать дней в этом мире проявится храм, в котором находится преобразователь вероятностей.

Я успела немного расслабиться, успокоившись под его молчание.

Он не навязывал мне себя, лишь изредка взглядом указывал на какое-нибудь блюдо, предлагая попробовать. В первый раз я с опаской взяла в рот кусочек чего-то запеченного, но вкус оказался приятным, так что потом я уже не испытывала подобных сомнений. И даже когда он пододвинул мне массивную кружку с источавшим пряный аромат напитком, смело сделала глоток, в очередной раз оценив его умение угадать мой вкус.

Так что когда он вдруг заговорил, словно вновь возвращая к памяти все случившееся, почувствовала, как невольно сжимаюсь, пытаясь стать меньше и незаметнее.

Мы сидели друг против друга, но его взгляд был прикован к большому экрану слева от меня, на котором плавно, словно камера медленно двигалась вкруговую, менялись пейзажи. Я редко когда покидала город, и единственным известным мне местом за его чертой был коттеджный поселок, в котором жила бабушка. Но то, что я видела, казалось мне знакомым.