И отрет Бог всякую слезу

— Я! — отзывались в строю, кто-то выходил, а Костину фамилию так и не называли. Сейчас ему казалось, что он родился под несчастливой звездой, что его мама все-таки узнала, где он находится, и позвонила кому-нибудь из своих многочисленных знакомых, чтобы его вычеркнули из списка. Всех назовут, все уйдут воевать, а он останется стоять, как дурак, один на пустой станции.

— Бродович — прочитал лейтенант.

— Я, — с облегчением выкрикнул Костя и шагнул вперед.

Вместе с пятьюстами добровольцами он был зачислен в пополнение 44-го стрелкового корпуса. Через час подошли грузовики, и их повезли по пустынному шоссе в сторону Молодечно.

Вот так его решение обрело силу действия, судьба изменила направление, и все дальнейшее от его воли уже не зависело.

Грузовики ехали долго. На семидесятом километре машины, одна за другой повернули на пыльную проселочную дорогу. Костя сидел в кузове спиной к кабине, солнце слепило глаза. Трясясь на ухабах, грузовики поехали вдоль пшеничного поля, затем миновали какую-то деревню с шестами во дворах, где в гнездах стояли белые аисты и, наконец, остановились возле соснового перелеска. Прозвучала команда покинуть машины.

За перелеском начинались позиции одного из полков 44-го стрелкового корпуса. Здесь колонну добровольцев встретил молоденький лейтенант, точь-в-точь похожий на своего предшественника в Колодищах. Даже волосы у них были одинаковыми, — светлыми, стриженными под машинку. Разница между ним и штабным была в том, что новая, хрустящая гимнастерка этого лейтенанта на спине и груди была пропитана потом, сапоги в пыли, руки грязные, а лицо осунувшееся, усталое, загорелое на жарком июньском солнце. И голос сорванный.

— Объяснять тут нечего, — с явным раздражением оглядывая молчащий строй штатских, заявил он. — Наше дело контролировать объездные пути к шоссе Молодечно — Минск. Сейчас вас разобьют по подразделениям, лопаты в руки, и вперед, копать окопы в полный профиль. Оружие и еду подвезут ближе к вечеру. Вопросы есть? Вопросов нету! Рассчитаться по десяткам….

Никогда еще Костя не видел столько военных в одном месте. На всю длину взгляда, до темнеющей на горизонте полоски леса, через поля и холмы, цепочки голых по пояс, загорелых бойцов рыли траншеи, устанавливая противотанковые пушки, обкладывая мешками с землей пулеметные гнезда. Это была мощь, это была сила, подчиненная одной, несомненно, опытной воле, и немцев можно было только пожалеть, если бы они каким-нибудь чудом сумели досюда добраться. Но в то, что это может произойти, не верил никто.

— А где здесь лопаты можно взять? — спросил один из добровольцев старшину, когда Костин десяток подвели к их части траншеи. Потные, измазанные глиной солдаты, прервав работу, с любопытством рассматривали пополнение из штатских.

— Можно Машку за ляжку, — неприветливо ответил взмокший старшина с густыми, как кусты, бровями. На его гимнастерке висела медаль за финскую компанию. Затем, заметив общую растерянность, немного смягчил тон:

— Нету лишних лопат. Нас только вчера сюда перевели, снабжение еще не налажено. Деревню за перелеском видели? Отправляйте двоих туда, пусть там разживаются. — И переведя взгляд на Костю, зло добавил вполголоса. — Понагонят детей, мать их… Что у них в военкоматах, глаз нет, что ли?

Все последующее время, до самой до темноты Костя вместе со всеми копал окопы. Земля здесь была сухая, на два штыка вглубь начиналась сплошная глина, ее приходилось рубить на кусочки, а затем выбирать совковой лопатой. Сходившие в деревню принесли только одну мотыгу и три лопаты; деревенские по извечной привычке настороженно относились к чужакам из города. Пришлось копать по очереди.

Пекло солнце, пот заливал глаза.

— А я послезавтра с невестой в кино собрался сходить. На «Чкалова». Мировой фильм. Сколько раз смотрел, и еще хочу…. Как думаешь, успею? Лейтенант ведь говорил, — два-три дня… — откидывая землю, говорил Костин напарник, веселый парень лет двадцати трех с Немиги. Он снял рубашку, его плечи стали красными от солнца. По версии парня, стараться здесь особого смысла не было, бои идут аж под Гродно, и пока они здесь копаются, война откатится в Польшу. Костя не отвечал ему, с остервенением кромсая штыковой лопатой сухую твердую глину. Пот скапливался у него на бровях, он постоянно вытирал рукой мокрое лицо. В парусиновые туфли набилась пыль, белая тенниска стала похожей на грязную тряпку. Постоянно хотелось пить. По приказу старшины время от времени бойцы бегали в деревню, наполняли водой два алюминиевых бидона, но вода очень быстро становилась теплой и жажду не утоляла.