Радим помедлил и вновь придвинул миску. Они переглядывались с матерью, но я не поднимала головы. Я думала о том, имею ли право заставлять мать Радима проходить через это? Впрочем, прислушавшись к себе, я почувствовала, что должна там быть. Это было странное ощущение, основанное не на обычном хочу-не хочу. Словно что-то зудело внутри. Там свитки. Там тайны. Я почему-то отчетливо ощущала, что именно в Каменице получу ответы на многие свои вопросы. Схожее чувство я испытывала, когда садилась перед ноутбуком писать очередную главу текста. Легкий азарт и погружение в выдуманный мир, в котором возможно все и не страшно ввязываться в любые приключения, потому что именно от тебя зависит то, каким будет финал. Какой же наивной я была в свою недолгую бытность писателем! Ведь я уже тогда должна была понять, что строчки всплывали в сознании точно из ниоткуда. Тогда мне казалось, что так проявляется мой талант придумывать истории. А вот теперь я вдруг осознала, что историю придумал кто-то другой, а я ее лишь записала.
Я отодвинула миску. А что, если я права? Что, если вправду существует тот, кто придумал эту историю? Как там говорил Альгидрас? Он не видит картинок, он просто знает, что доложен делать? Разве не так стало происходить здесь и со мной? Картинки из того книжного мира приходили теперь лишь время от времени. Зато непонятно откуда взявшиеся фразы и мысли выскакивали словно чертик из табакерки. А что, если я сама не более чем… персонаж?
Эта мысль настолько выбила меня из колеи, что весь остаток обеда я так и просидела, глядя в одну точку и не прислушиваясь к тому, о чем разговаривали Добронега и Радим. Я вздрогнула, когда Радим поставил передо мной кружку, от которой шел знакомый запах, и подняла взгляд на брата Всемилы. Он хмурился и выглядел виноватым, но я уже знала, что будет, попробуй я заупрямиться.
— Я хорошо себя чувствую, — попыталась объяснить я.
— Выпей, Всемилка. Отдохнешь.
— Я не устала.
— Всемилушка, не упрямься.
Мне не хотелось заставлять Радима и Добронегу применять силу. Почему-то мне казалось, что каждый из этих случаев дается им очень нелегко, поэтому я взяла кружку и глотнула уже подостывший отвар. Я встала и направилась в покои Всемилы, по пути прихлебывая из кружки и чувствуя уже знакомое подступление слабости. Радим проводил меня до кровати, помог разуться и укрыл одеялом.
— Ты у меня самая лучшая, — услышала я перед тем, как провалиться в долгий сон без сновидений.
***
Брат Альгар,
не могу передать тебе, как меня огорчил твой ответ. И пусть я ожидал его, все равно мне печально сознавать, что годы не смягчили твое сердце и ты отринул саму мысль сделать шаг навстречу друг другу.
Я не лгал тебе, брат. Я всего лишь хотел уберечь тебя от того, от чего мои предшественники не смогли уберечь тех несчастных, которые, как ты смог понять, погибли в стенах монастыря. Ни слова лжи не слышал ты из моих уст. А та часть правды, которую так жаждало твое сердце, была смертельно опасна для тебя.
Я хотел защитить тебя, Альгар. Верь мне!
Я готов прислать тебе свитки. В знак моей доброй воли я даже готов сам тебе их передать.
Не удивляйся тому, как скоро ты получишь это письмо. Я близко, брат. И я жду встречи с тобой. Забудем наши разногласия и начнем все сначала. Мы равны теперь, и могущество каждого сравнимо с ценой, которую нам обоим придется заплатить Святыням. И пусть это почти невозможно, давай вспомним кем мы были друг другу, и пусть эта память станет залогом наших будущих решений.
Алвар.
Глава 5
Следующая неделя прошла в небывалой суматохе. Добронега уходила еще засветло и часто возвращалась уже к сумеркам. Если же она никуда не отлучалась со двора, то к нам то и дело приходили люди: то свирцы, то жители окрестных деревень. Добронега без конца готовила снадобья, раздавала их пришедшим, подолгу что-то им втолковывала. Я, как могла, старалась помочь. Однако максимум, на что я была способна — растолочь какие-то травы или размешать мазь до нужной консистенции.