И оживут слова, часть II

Она оглянулась и обвела рукой двор, с таким видом, точно собиралась уезжать навсегда. Я проследила за ее жестом. Мой взгляд наткнулся на Серого, который смотрел так грустно, словно понимал, что мы уезжаем. Впрочем, может быть, и понимал — я твердила ему об этом все неделю. Я посмотрела на огромный дуб, ветви которого, еще не тронутые рассветным солнцем, делали его похожим на гигантского исполина, невесть как очутившегося в этом слишком тесном для него, дворе, и с удивлением поняла, что буду скучать по этому месту.

Добронега шагнула мимо меня в дом, остановилась в сенях, потом глубоко вздохнула — я видела, как ее плечи поднялись и опустились, — и тут же быстро повернулась ко мне и взяла меня за руку.

— Пойдем, дочка. Поесть перед дорогой надобно, неизвестно, когда теперь получится.

Ее пальцы на моей ладони казались ледяными. Я снова почувствовала укол совести. «Вот уж кому точно не нужно ехать в эту дурацкую Каменицу», — подумала я. Но как убедить ее остаться? Не скажу же я, что я не Всемила, что абсолютно здорова и никаких приступов со мной в дороге не случится? Впрочем, если быть до конца откровенной, в последние недели я чувствовала себя настолько плохо, что неизвестно было, как я в действительности перенесу поездку.

Завтракали мы быстро, почти не разговаривая. Я лихорадочно пыталась вспомнить, не забыла ли чего. По-моему, Добронега занималась тем же. После завтрака Добронега меня отпустила, сказав, что уберет сама, а я должна переодеться. Я бросилась в комнату Всемилы и начала торопливо переодеваться. Натянула длинную рубаху, сверху плотное серое платье, сняла с вбитого в стену гвоздя душегрею, еще раз проверила по очереди каждую деревянную пуговку — хорошо ли те пришиты и не отвалятся ли в дороге, усмехнулась сама себе, потому что уже проверяла их вчера несколько раз. У входа обулась в мягкие кожаные башмачки, прошитые грубыми нитками, и в очередной раз вздохнула: первый же дождь или утренняя роса — и мои ноги промокнут. Впрочем, особого выбора у меня не было. В дверях я еще раз оглянулась на оставленные в идеальном порядке покои, подхватила сумку и двинулась к выходу.

Я вдруг смутилась, подумав, что Добронега может спросить, что я взяла с собой. Когда я спрашивала, что взять в дорогу, чтобы было под рукой, Добронега пожала плечами и сказала: «Возьми, чем себя в пути занять». Чем себя занять в пути, я понятия не имела. Единственный вариант из моего мира — книга — здесь отпадал по понятным причинам. Памятуя о том, что Всемила была вышивальщицей, я решила взять вышивку. Я понимала, что, если мне придется вышивать, вряд ли это получится так же хорошо, как у Всемилы, но понадеялась, что продолжить тот орнамент, который когда-то начала Всемила, я худо-бедно смогу. Помимо вышивальных принадлежностей — запасных ниток и нескольких иголок, убранных в кожаный мешочек, в моей сумке, замотанный в несколько тряпиц и также спрятанный в кожаный мешочек, лежал фиал с духами. Я понятия не имела, зачем взяла его с собой. Наверное, это была дань моему миру: куда же девушке без духов?

В сенях я подхватила с сундука объемный сверток, в который Добронега сложила подарки для семьи князя, вспомнила, что я так и не посмотрела, что там, и почувствовала укол совести. Сама я даже не подумала о подарке Миролюбу.

Во дворе нас уже ждала Милана. Они долго обнимались с Добронегой. Милана убеждала ее, что все будет под приглядом и Добронеге совершенно не о чем волноваться: уж за три-то недели ее отсутствия ничего не случится. Я сделала мысленную заметку о сроке нашей поездки. Три недели: неделя туда, неделя обратно, неделя в Каменице.

За воротами послышались конский топот, голоса и лязг, словно целая конная армия отправлялась в боевой поход. Вошедший в калитку Радим выглядел собранным и напряженным, точно это он отправлялся в путь. Он оглядел меня с ног до головы, велел:

— Душегрею надень, — сам же натянул ее на меня и принялся застегивать пуговицы, точно я была маленьким ребенком.

Я невольно улыбнулась. Застегнув пуговицы до середины, Радимир бросил это неблагодарное занятие, притянул меня к себе и пробормотал:

— Не бойся ничего, хорошо все будет. С тобой Златка, мать, Олег будет рядом.

— Олег вернулся? — я отклонилась, чтобы заглянуть Радиму в лицо.

— Вернулся, куда он денется, — с ноткой удивления ответил тот, и у меня против воли отлегло от сердца.