И оживут слова, часть IV

Я набрала в грудь воздуха, чтобы горячо поддержать определение Альгидраса. Столько недель я сходила с ума, думая, что не нужна ему, думая, что он не приходит к нам с сыном, потому что наслаждается обретением Альмиры, а оказалось…

Альгидрас с обреченным взглядом ожидал моей тирады. Медленно выдохнув, я покачала головой:

— Убить тебя мало.

— Ты почти это сделала своей благосклонностью к Алвару, — негромко сказал он.

— Правда дурак, — вздохнула я и вновь устроилась на его коленях, вызвав у него осторожную улыбку.

Я не могла злиться всерьез, потому что вообще не представляла, каково это — круглые сутки находиться под таким давлением. Да, я тоже жила в стрессе, но я хотя бы не думала, что в любую минуту мои эмоции могут уничтожить целый остров. А уж что бы я устроила, доведись мне регулярно не высыпаться… Я вспомнила, какими тяжелыми были первые месяцы после рождения Димки. Как я рыдала дни напролет от усталости и страха. Могла ли я осуждать другого человека за то, что он не справляется, находясь в стрессовой ситуации?

— Я думала, что ты счастлив рядом с Альмирой, — сказала я наконец.

Альгидрас вновь заправил мне за ухо прядь волос и вздохнул:

— Я счастлив, что она жива, счастлив, что Альтей выжил. Я очень благодарен ей за сына. С ней я могу вспомнить дом, братьев… И я люблю ее как сестру. После возвращения из монастыря мне было очень одиноко. Харима не было в живых. Алвар… То, что произошло между нами… Я бы так зол, так ненавидел его за то, что он стал для меня всем, а потом лишил меня этого… Альмира отнеслась ко мне по-доброму. Она слушала меня, улыбалась мне, радовалась моим приходам.

— Мне показалось, что она все еще любит тебя, — осторожно произнесла я, хоть и не была уверена в том, что до него стоит доносить эту информацию.

Альгидрас рассмеялся.

— Альмира? Что ты! Она любит старейшину. У нее очень хорошая семья, высокое положение. Она наслаждается этим. Это то будущее, которого она никогда не смогла бы иметь на нашем острове. И сразу тебе скажу, потому что мне кажется, ты думаешь о дурном: между нами ничего не было. Клянусь. Я не стал бы никогда. Она замужем, у меня тоже семья.

— Ты про нас с Димкой?

Альгидрас кивнул:

— Вы с Димой и Алвар — моя семья. Другой мне не нужно.

Я улыбнулась Альгидрасу, а сама подумала, что он заблуждается насчет Альмиры. Как бы ни устраивало ту положение жены старейшины, мне она четко дала понять, что именно она — главная женщина в жизни Альгидраса. Вопрос: зачем, если он был ей не нужен? Я посмотрела на Альгидраса. Он улыбался, но в глубине его глаз вновь сквозила такая тоска, что я передумала озвучивать свои мысли об Альмире. Он не поймет. Для него она — часть его прошлого, он любит ее и верит ей. Любая моя попытка открыть ему глаза на Альмиру будет выглядеть как проявление ревности. Я вздохнула.

— Я хотел бы, чтобы все сложилось иначе. Чтобы у тебя было самое красивое платье... Это же важно, да? — спросил он.

— Пф. Глупости это все. Это важно, наверное, когда тебе двадцать.

— А когда тебе было двадцать, за кого ты мечтала выйти замуж?

Я вновь села.

— Ты обиделась? — с беспокойством спросил Альгидрас.

Наши отношения были слишком хрупкими. Каждый из нас боялся обидеть другого. Хоть мы и не говорили об этом вслух, но я помнила: не только Алвар должен был погибнуть. Альгидрас ведь признался, что видит несколько вариантов. В некоторых из них погибаем и мы. Каково ему было видеть смерть собственного ребенка? Алвара? Мою? Да еще в разных вариантах.

— Я не обиделась, — поспешила успокоить его я и под его пристальным взглядом добавила: — Когда мне было двадцать, я была влюблена в Павла Николаевича.

Он изменился в лице и, подавшись вперед, крепко меня обнял.

— Прости.

Некоторое время мы молчали, а потом он произнес:

— Он должен был погибнуть. Другого выхода не было. Он погубил бы тебя и Диму. Я понимаю, что я не могу тебе это доказать. Я понимаю, что ты видела от него только хорошее, а от меня… разное. Но поверь мне, он…

— Я верю, — перебила я, желая сменить тему, потому что она до сих пор причиняла мне боль.

Альгидрас был прав: я видела от Павла Николаевича только хорошее, и я горевала о его гибели. Но у меня был выбор: вновь позволить недоверию стать стеной между мной и Альгидрасом или же хоть раз без каких-либо доказательств просто поверить в то, что, не перебрось он нас сюда, я бы успела увидеть в Павле Николаевиче Дарима. Я выбрала второе, надеясь, что, даже если я ошиблась, у меня не будет возможности об этом узнать.

Альгидрас коснулся губами мочки моего уха и прошептал:

— Есть еще один вопрос, который мы должны решить до завтра.

Завтра должен был прибыть Миролюб. Казалось, что где-то существует счетчик, который отсчитывает минуты до его прибытия. Когда я об этом думала, у меня внутри все сжималось от страха. Я не спрашивала, страшно ли Альгидрасу, потому что и так знала, что страшно. Он закрывал свои эмоции, как мог, но все равно то и дело до меня долетали отголоски. Но если уж он решил заговорить о чем-то, значит, дело действительно неотложное.

— Какой вопрос? — шепотом спросила я.