Добронега толкнула калитку, входя во двор. Злата вошла следом за ней, опустив взгляд. Глядя на них, у меня тоже появилось желание втянуть голову в плечи. Альгидрас двинулся в сторону калитки, но Радим, видимо, решил, что тот идет недостаточно быстро: схватив Альгидраса за плечо, он буквально втолкнул того во двор. Я глубоко вздохнула, понимая, что день сегодня бьет все рекорды по впечатлениям. Войдя во двор последней, я прикрыла за собой калитку. Злата и Добронега неуверенно замерли на полпути к дому. Альгидрас стоял в шаге от Радима, глядя на него снизу вверх. Что там говорил Улеб? Не понимает он, что делает? Разум растерял? Прекрасно он все понимает. И сейчас во его взгляде вина смешивалась с упрямством.
— Ты понимаешь, что сделал? — голос Радимира разнесся по двору.
Злата и Добронега одновременно поморщились.
— Подарил ребенку игрушку, — негромко прозвучало в ответ.
— Не верю, что не понимаешь. Кому назло делаешь? Мне?
— Не назло.
— Не назло?! — Радим рявкнул так, что Серый, по-прежнему томившийся в загоне, жалобно заскулил.
— Радимушка, идите в дом! — голос Добронеги прозвучал твердо.
Радим молча направился к дому, Альгидрас двинулся следом, ни на кого не глядя. За мужчинами закрылась дверь. Добронега подошла к крыльцу и устало присела на ступеньку. Злата с несчастным видом опустилась рядом с ней. Я подошла ближе, подумав, что теперь мы вовек не узнаем, чем же дело закончится. Подумала зря. Стены не слишком уберегли нас от их ссоры.
— Совсем ослеп? — раздалось злое. — Их сторонятся, потому что они не с живыми. Не верю, что ты того не понимаешь!
— Радим, я знаю, что эта девочка станет такой же через десять, двадцать… или сколько там лет пройдет? Но пока она только ребенок.
— Она уже такая! И беду ты накличешь. А я не могу заткнуть рты всем. Да и не собираюсь.
— Дети не должны отвечать за то, что делают взрослые!
— Должны! И испокон веков отвечали. За ошибки одного казнили род. С детьми. Чтобы не взращивать семя. Не хуже меня знаешь.
— Потому и ненависти в вас столько. Деревенские дети бросают в нее камни, а потом их матери в любом несчастье винят Белену. Это — глупость.
— Кто ты такой, чтобы менять заведенное нашими предками?!
— Не сильно-то тише стало, — пробормотала Злата, прикусив уголок бордовой шали.
— Не понимаешь, — меж тем бушевал Радим, — что следующие камни в тебя же и полетят? И я ничего сделать не сумею! Коль меня как побратима ни в грош не ставишь, так как воевода тебе приказываю: впредь ни одного шага без моего ведома!
— По нужде теперь тоже только с твоего дозволения? — прозвучало со злым весельем.
Злата прыснула, Добронега покачала головой и пробормотала:
— Ой, доиграется, паршивец!
Наступила гробовая тишина. Мы прислушивались, затаив дыхание, и подскочили от неожиданности, когда в комнате раздался грохот.
— Я тебя сам… своим руками задушу!
— Лавку менять придется, — флегматично озвучил Альгидрас.
— Убирайся с глаз долой! — прорычал Радим, и снова что-то грохнуло.
Несколько секунд все было тихо, а потом послышался негромкий голос Альгидраса.
— Радим, — примирительно начал он, — я спрашивал еще тогда. Помнишь? По вашим законам побратимство можно разорвать. Без позора тебе. Я же все понимаю. Я тебе…
— Правда Улебова, точно разума лишился. Или зазорным наше побратимство считаешь?
— Да нет же! — в голосе Альгидраса прозвучали отчаянные нотки. — Как ты не понимаешь?! Я же вижу, что тебе от этого худо одно. По тебе это бьет. А так с меня бы и спрос.
— Да ты и дня здесь с твоей дурной головой не проживешь! — яростно отчеканил Радим.
— Ну, уж сколько проживу.
В наступившей тишине отчетливо слышалось, как негромко поскуливает Серый.
— Что его бедовая голова опять удумала? — Злата ухватила Добронегу за рукав.
Та лишь головой покачала.
— Все-таки нужно было тебя тогда за борт выкинуть! — с досадой проговорил Радим и вновь по чему-то ударил.
— Нужно было! — прозвучало согласное.
Спустя миг Альгидрас распахнул дверь, сбегая по ступеням. Злата подвинулась, освобождая дорогу.
— Ты неправ, Олег, — негромко произнесла Добронега, не глядя на Альгидраса. — И на поляне, и теперь.
— Прости, — ответил он, также не взглянув на Добронегу, и быстро пересек двор.
Скрипнула калитка, залаял Серый, разочарованный тем, что ему так и не уделили внимания. А я смотрела на бревенчатый забор и думала, что да, Альгидрас неправ. Он из упрямства ли, назло или по какой другой причине уперся в том месте, где мудрее было бы уступить. Он, как ни крути, чужак и обязан уважать законы места, его приютившего. Но почему-то я не могла отделаться от мысли, что сцена с улыбающейся девочкой, прижимающей к себе куклу, была самой человечной из увиденных мной за сегодняшний день.
Хлопнула дверь, скрипнуло крыльцо. Я не стала оглядываться на Радима. Мысли, посетившие во время обряда, вернулись вместе с горечью во рту.
— Хорошо хоть, со Всемилкой обошлось.
Я усмехнулась, в очередной раз понимая, что не умеет Радим говорить тихо. Даже и пытаться ему не стоит. А потом до меня дошел смысл сказанного. Обошлось?