И оживут слова (СИ)

Дверь скрипнула, и мое сердце подскочило. Однако в комнату вошел незнакомый воин. Судя по одежде, из личной дружины князя. На нем были темно-синие куртка и штаны и черный кожаный жилет. Воин молча встал слева от двери. За ним в комнату вошел второй и так же безмолвно занял место по другую сторону двери. Я бросила быстрый взгляд на Радима. Тот закаменел лицом. Мое сердце дернулось, почуяв недоброе. На миг показалось, что сейчас сюда ворвутся воины князя и случится что-то страшное, но ничего не случилось. В оставленную открытой дверь вошел Альгидрас.

И вот тут-то мне стало понятно, отчего так закаменел Радим. Князь не просто не пожелал расстаться с личной дружиной в Свири, как делал это всегда, по словам Добронеги: его охрана вошла в комнату, где были только члены семьи, продемонстрировав тем самым отношение князя не только к так нелюбимым им хванам, но и к самому Радимиру. Наверное, это было сильное оскорбление, и я совершенно не понимала, зачем князь это сделал.

Меж тем Альгидрас остановился посреди комнаты и негромко спросил:

— Звал, воевода?

— Звал, — кивнул Радим и повернулся к князю.

Я бросила быстрый взгляд на Альгидраса. На нем был тот же самый кожаный жилет, что и днем, а на плечи был накинут красный парадный плащ. Волосы на его висках слиплись от пота, а на макушке, наоборот, торчали в разные стороны. И меня вдруг озарило, что он не просто так не пришел на званый ужин. Он был в форме и явно только что снял кожаный шлем. В его состоянии? Вспомнилось, что днем он сказал что-то вроде “мне на службу еще надо”, но мне даже в голову не пришло, что он серьезно. Да они тут все с ума что ли посходили? Куда Радим смотрит? Или он действительно никак не может повлиять на побратима? Впрочем, возможно, это было сделано как раз для того, чтобы избежать встречи хванца с Любимом?..

Князь тоже изучал вошедшего. Он молча разглядывал Альгидраса с ног до головы, точно тот был диковинной зверушкой. Я бы от такого взгляда сквозь землю провалилась. Альгидрас же стоял совершенно спокойно, глядя прямо перед собой. Я отметила про себя, что он не поклонился князю. Это явная грубость или мужчины и не должны кланяться?

Любим наконец подал голос:

— Мои люди сказали, что ты снял кормчего кваров будто бы с одной стрелы.

Альгидрас перевел взгляд на князя, но ничего не ответил. Любим нетерпеливо обратился к Радиму:

— Он по-словенски хоть понимает?

— Понимает, князь, — негромко отозвался тот, — просто не говорит попусту. Ты, что нужно, спрашивай. Он ответит.

— Так правду говорят или нет?

— Врут, князь, — отозвался Альгидрас, и я, заметив, что хрипит он еще сильней, чем в нашу последнюю встречу, невольно вздохнула. Какая ему служба?! Ему бы под теплое одеяло. Впрочем, тут же себя одернула: меня не должно это волновать.

— В чем врут? — теряя терпение, уточнил князь.

— Не с первой, — пояснил Альгидрас.

— А с какой? — едва сдерживая раздражение, спросил князь.

Сложно было сказать, то ли Альгидрас нарочно испытывал его терпение, отвечая односложно и никак не развивая свою мысль, то ли это была его обычная манера разговора. В нашу первую встречу я, помнится, подобно князю, не могла выудить из него ни слова.

— С третьей или четвертой, — откликнулся Альгидрас и тут же добавил: — Они почти разом ушли.

Из этого я сделала вывод, что он прекрасно осознает, что донимает князя. Вон, едва почувствовал, что уже перегибает палку, стал чуть многословней. Оставалось непонятным, зачем он это делает.

— Неужто вправду так хорошо стреляешь? — с ноткой презрения спросил князь, на что Альгидрас лишь пожал плечами.

Князь помолчал, а потом вдруг сказал:

— Повернись-ка, хванец, дай хоть тебя рассмотреть. А то, шутка ли, последний в роду, вот так сгинешь, и уж никто не похвастается, что великих видел.

Слово “великих” князь произнес с откровенной издевкой, а мой слух выхватил “последний в роду”. Я потрясенно посмотрела на Альгидраса, ожидая подтверждения злым словам князя. Но тот даже не изменился в лице, только взгляд стал пустым. Да как у Любима вообще язык повернулся? Как он может вот так, по живому? Что бы там ему когда-то хваны ни сделали! Я мигом забыла все обиды, разозлившись на князя. Рядом со мной нервно шевельнулся Миролюб. Видимо, ему тоже не по душе пришлись слова отца. Остальные же, включая Радима, просто застыли в каком-то оцепенении. Радим открыл рот, чтобы что-то сказать, но Альгидрас его опередил:

— Так я чай не девка, князь. Что меня рассматривать?

Воины у стены подобрались, и Миролюб рядом со мной сел прямее. Я посмотрела на Альгидраса, и мне совершенно не понравился его взгляд. Что ж Радим не сделал так, чтобы его вообще тут не было?!

Князь медленно выдохнул и положил обе руки на стол так, словно собирался вставать. Радим повернулся к Любиму, и по нему было видно, что сейчас случится что-то плохое, потому что горячий воевода не стерпит обиды, вступится за побратима. Тут же вспомнились слова Альгидраса о том, что им нужно разорвать побратимство, что Радиму от него только вред. Ох, не так уж и неправ был мальчишка.