И оживут слова

Его воины сбились с ног. Любим видел такое, только когда искали убийцу отца. Убийцу так и не нашли, как не могли найти и Миролюба. Минуты утекали, а княжич точно под землю провалился. На третий день Любим вспомнил о старом хванце. Бросился на его поиски, боясь, что не успеет. Он твердо верил, что старик и забрал его сына, иначе с чего он там молол про зло. Но хванец и не думал прятаться. Пришел сам и спокойно смотрел в глаза князя. Снова стал нести пустое, тогда Любим пригрозил, что каленым железом выбьет из него правду. Боги не боги те хванцы… Любиму уже было все равно. Старик не испугался. То ли вправду верил в то, что святые они и не посмеет князь его тронуть, то ли умом от княжеского гнева тронулся.

А Любим и сам будто с ума сошел, велел старика в цепи заковать. Воины замешкались, они-то тоже глупые басни про хванов сызмальства слушали. Да пока его люди в оцепенении стояли, воевода свирский вмешался. Молвил, будто по молодости довелось ему хванца живого видеть, да что неспроста де говорят, что они многое ведают. Князь и Всеслава бы в цепи заковал, да сейчас каждый воин на счету был, потому он отступил в сторону, позволив воеводе подойти к старику. Любим стоял и слушал, как старик рассказывал, что «сын князя во сырой земле, да жив пока». От тех слов Любиму даже грудь сдавило. Примерещилось, что зарыли его кровинушку живьем, что земля на грудь давит да ручкам пошевелиться не дает. Не мог он слушать бред старца. Еле держался, чтобы не схватить того за плечи да не вытрясти из него всю душу. Но не успел — случилось страшное. Помощница Смерти постучалась в ворота княжеского терема. В ее руках был небольшой сверток. Любим велел впустить ее.

Старуха шла неспешно, точно глумилась над княжеской бедой, точно невдомек ей было, что вестей о сыне Любим ждет как глоток воздуха. Во дворе наступила тишина. Замолчал старый хванец, стихли причитания няньки Миролюба, невесть как оказавшейся среди воинов. В этой немой тишине слова Помощницы Смерти казались дикими, их не хотелось слышать. Старуха сказала, что нашла сверток на пороге своего дома. В сверток она не заглядывала, но знает, что там. «Увидела», — коротко пояснила она. Рука Любима не дрогнула, принимая сверток. И голос не дрогнул, когда он спросил, что еще может рассказать женщина. В ответ услышал то, что и ожидал: «Мы не с людьми. Мы не можем объяснить то, что видим. Я не знаю, где твой сын, князь, знаю только, что он жив».