И оживут слова

— Эти люди были… свои. Не чужеземцы, — я глубоко вздохнула и храбро закончила: — Ты должен это знать.

— Радим знает? — медленно проговорил Миролюб, и я не могла понять, верит он мне или нет.

— Радим не говорит со мной об этом. Бережет.

— Олег?

— Олег знает. Но он тоже со мной не очень-то говорит.

Миролюб задумчиво посмотрел на связку зверобоя, висевшую перед его лицом.

— Не квары… Это все меняет. Слушай, я не в силах изменить того, что было. Но сейчас не противься. Дай нам защитить тебя. Мне, Радиму, Олегу. Не мешай. Слушай, что наказывают.

— Хорошо. Я буду.

— Вот и славно, — невесело усмехнулся Миролюб. — Пора мне.

Он наклонился, сдвинув связку трав, и коротко поцеловал меня в губы.

— Хванцу не говори, кто за книги платил. Не возьмет, дурья башка.

— Спасибо, Миролюб, — я почувствовала комок в горле. — Ты самый лучший.

Он усмехнулся:

— Ты об этом потом вспомни, как с хванцем спорить будешь.

С этими словами он направился к выходу.

— Ты о чем? — не удержалась я и перехватила ремень его сумки. Я не сомневалась, что, если он не захочет остановиться, я улечу за ним по воздуху. Однако Миролюб послушно замер и медленно обернулся.

— Сама знаешь, ясно солнышко. Только побратимство — родство сильнее кровного. Ему верю. Он помнит. Да вы же, девки, и камень в пыль разобьете, коль что вам надо.

Я поежилась под насмешливым взглядом.

— Я не забуду, Миролюб. А ты… береги себя. А то дружина твоя...

— Ох, натворили твои слова сегодня. Дружина моя…

Он снова вздохнул и быстрым шагом вышел.

Я подошла к тазу с посудой и тоже вздохнула. Эмоций не было. Сегодняшний день вместил в себя так много, что мои попытки помыть Серого с утра казались событием недельной давности. Я медленно терла тряпицей тарелки и думала о том, что узнала сегодня.

Действительно ли Ярослав умер или просто пропал? И насколько опасно мне оставаться одной? Через переднюю калитку во двор никто не войдет, минуя Серого. Если только… этот человек не бывал здесь раньше и не сдружился с псом. У меня по спине пробежал озноб. Могла ли Всемила приводить Ярослава сюда и приучить к нему Серого? Говорили, что он не признавал никого, кроме семьи. Но знали ли они наверняка? Господи, а что, если Серый — не защитник.

К тому же есть еще задняя калитка, до который привязанный Серый просто не достает. Днем она всегда открыта, и запирается только после наступления темноты. Я могла бы запирать двери в доме, но здесь полно окон, и то, что все они находятся достаточно высоко над землей, совершенно не гарантирует мою безопасность. Я вспомнила, как Альгидрас одним махом перелетел через забор. Так что, единственный способ обезопасить себя — это не оставаться одной. Но как это сделать? Признаться Радиму? Но тогда придется объяснять…

Серый зашелся лаем, и я, вздрогнув, метнулась к печи, словно она смогла бы меня защитить, и только потом поняла, что лай радостный. Так он встречал своих.

Я бросилась к окну и увидела Альгидраса, который трепал Серого по ушам.

Дождь закончился, но небо было по-прежнему затянуто тучами, поэтому казалось, что уже стемнело, хотя на самом деле до сумерек еще было время. Я наскоро вытерла руки и бросилась из дома. Мне же нужно отдать ему покупки!

Альгидрас все еще возился у будки Серого. Я замерла на крыльце, понимая, что после ливня двор представлет из себя грязевое месиво. Спускаться с крыльца очень не хотелось. Я оглянулась на дверь, сообразила, что не знаю, где Добронега, и на всякий случай крикнула:

— Олег!

Альгидрас вскинул голову, что-то сказал Серому и пошел ко мне. Грязная земля разлеталась в стороны от его шагов. На улице похолодало, и я поплотнее запахнула шаль, гадая не холодно ли Альгидрасу в стеганой куртке нараспашку.

— Я не знала, где Добронега, — негромко проговорила я, — потому назвала тебя… — я замялась, не зная, как продолжить, вдруг сообразив, что мы никогда не обсуждали тот факт, что я зову его настоящим именем. Я просто звала, а он отзывался.

— Я понял, — серьезно кивнул он, словно прочитав мои мысли. — Она вернется скоро. Я пока тут побуду, чтобы тебе одной не оставаться. Радим велел.

Ну, вот и решение вопроса. У меня уже охрана.

Некоторое время мы стояли в неловком молчании, а потом я подала голос:

‒ Мне кажется, Миролюбу можно верить.

Альгидрас шагнул на нижнюю ступень, не спеша подниматься дальше, и скользнул взглядом по окнам дома, будто ожидал там кого-то увидеть. На мою реплику он не ответил. Я некстати вспомнила наш спор в комнате, и мне стало неловко. Мое сердце зачастило. Вдруг оказалось, что для того, чтобы выглядеть равнодушной, мне приходится прикладывать немало усилий.

— Ярослав пропал, ‒ нарушил молчание Альгидрас, подняв на меня тяжелый взгляд. ‒ Его вещи остались в дружинной избе. Мог и просто уйти, но княжич не верит. Думает, что его убили.