И.П.Павлов PRO ET CONTRA

(1891—1936). СПб., 1994. С. 60—61. 54. Батюто С. А. Неизвестные автографы И. П. Павлова, Э. Л. Радлова и П. А. Сорокина // Рус. лит. 1990. № 3. С. 165. 55. Научная сессия, посвященная проблемам физиологического ученияакад. И. П. Павлова. Стеногр. отч. М., 1950. 56. Александров В. Я. Трудные годы советской биологии. Записки современника. СПб., 1992. 57. Парин В. В. Авторитет фактов // Пути в незнаемое. М., 1963.

С. 587—599. 58. Конради Г. В., Ланге К. А. Физиология человека и животных // Развитие биологии в СССР. М., 1967. С. 482—532. 59. Ланге К. А. Организация управления научными исследованиями.

Л., 1971. 60. Ланге К. А. Развитие и организация физиологической науки в СССР.

Очерки. Л., 1978. 61. Дзидзишвили Н. Н. Акад. И. С. Бериташвили. Тбилиси, 1978. 62. Орлов В. В. Николай Апполинарьевич Рожанский. Л., 1976. 63. Макаренко Ю. А., Судаков К. В. П. К. Анохин. М., 1976. 64. Ланге К. А. Основные этапы организации и развития физиологических наук в Советском Союзе // Успехи физиол. наук. 1972. № 3.

С. 5—21. 65. Бресткин А. П. Л. А. Орбели — руководитель исследований по физиологии водолазного труда // Л. А. Орбели в воспоминаниях современников. Л., 1983. С. 36—49; ВойноЯсенецкий А. В. Главы изжизни Л. А. Орбели // Там же. С. 50—61; Дионесов С. М. Л. А. Орбели в моей памяти // Там же. С. 94—100. 66. История физиологических наук. Тезисы 3й Всесоюзной конференции в Тбилиси. 1989. 60 с. 67. «Павловская сессия» 1950 г. и судьбы советской физиологии //

Вопр. истории естествознания и техники. 1988. № 3. С. 129—141;

1988. № 4. С. 147—156; 1989. № 1. С. 94—108. 68. Лейбсон Л. Г. Трагические страницы жизни Л. А. Орбели // Репрессированная наука. Л., 1991. Вып. 1. С. 283—296; Григорьян Н. А.,

Ройтбак А. И. Трудные годы академика Бериташвили (1947—1956) // Там же. С. 297—304. 69. Грекова Т. И., Ланге К. А. Трагические страницы истории ИЭМа //

Репрессированная наука. Л., 1991. Вып. 2. С. 9—23. 70. Грекова Т. И. Научная сессия АН СССР и АМН СССР, посвященнаяпроблемам учения И. П. Павлова как закономерное следствие политизации науки // Физиол. журн. СССР. 1990. Т. 76. № 12. С. 1749—1758.

В. О. САМОЙЛОВ

Эволюция политичесих взлядов И. П. Павлова в годы советсой власти

Иван Петрович Павлов в течение всей своей жизни при совет ской власти называл Октябрьскую революцию 1917 г. «больше вистским экспериментом». 21 декабря 1934 г. он писал в Совнар ком СССР: «Вопервых, то, что вы делаете, есть, конечно, только эксперимент, и пусть даже грандиозный по отваге… но не осу ществление бесспорной насквозь жизненной правды — и, как всякий эксперимент, с неизвестным пока окончательным резуль татом. Вовторых, эксперимент страшно дорогой (и в этом суть дела), с уничтожением всего культурного покоя и всей культур ной красоты жизни… Пощадите же родину и нас» [1].

И если Альберт Эйнштейн утверждал, будто «большевизм — изумительный эксперимент» и «большевистский опыт заслужи вал, чтобы его произвели», то И. П. Павлов вначале думал совсем иначе. В 1918 г. он с негодованием кричал: «…для такого экспе римента мне жалко взять даже лягушку!» В 20е . Иван Пет рович отталкивал от себя лучших учеников, если они высказы вались о революции подобно Эйнштейну. На этой почве возник конфликт с А. Д. Сперанским, и только в 1935 г. произошло при мирение между ними.

В том же году 17 августа вечером в Московском Кремле на приеме делегатов XV Международного физиологического конг ресса в присутствии 1500 человек И. П. Павлов произнес крат кую речь, в которой были такие слова: «Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство тоже экспериментатор, только несравненно более высокой категории. Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победное завершение этого исторического социального эксперимента». Сказав это, он под бурные аплодис менты провозгласил тост: «За великих социальных эксперимен таторов!» [2].

Слова И. П. Павлова в Кремле вскоре стали известны всему Старому и Новому свету. Они бурно обсуждались в зарубежной прессе. Ученые, общественные деятели, писатели, журналисты терялись в догадках о причинах столь кардинальной метамор фозы в политических взглядах человека, которого на Западе считали «единственным свободным гражданином России», при чем такую репутацию он не утратил и после своей речи в Кремле.

Одни комментаторы павловского тоста предполагали, что большевики запугали Ивана Петровича. По мнению других, они его подкупили. Третьи считали, будто он по своей политической наивности поддался их обману.