Катрин пересказала, что старая смотрительница поведала им с Перрилом: Тилар оказался всего лишь пешкой в игре, ведущейся за власть над Ташижаном.
— Так сир Генри знал, что я невиновен? — сухо спросил в конце рассказа Тилар. Его, однако, потрясло услышанное.
— Не суди его слишком строго. Он утвердился в твоей невиновности не сразу, а к тому времени заявить о подтасовке означало выдать Огненному Кресту верных ему людей. Тогда Филдс воцарился бы в покоях старосты гораздо раньше. Ну а если бы сир Генри открыл тебе правду и поставил перед выбором: пожертвовать собой или остаться на свободе, — как бы ты поступил?
Тилар молча смотрел в иллюминатор.
— Подобный выбор затронул бы не одного меня, — пробурчал он и повернулся лицом к девушке.
От его взгляда сердце Катрин затрепетало.
— Но возможно, ты права… — Он отвел взгляд, уставился в пол. — Возможно, я бы добровольно взошел на корабль работорговца. Не могу сказать, что на мне нет вины. Я вел дела с серыми купцами и сам загнал себя в угол.
Катрин слышала боль в его голосе, но в душе эхом все еще звучало: «Выбор затронул бы не одного меня». А что, если бы Тилар знал тогда о ребенке? Изменилось бы что-то? На глаза навернулись слезы так быстро, что она не успела удивиться.
— Катрин…
— Я должна рассказать тебе еще кое-что, — в конце концов выговорила девушка. — Но лучше не здесь.
Она кивнула на дверь, поднялась и впереди Тилара вышла на палубу. Там девушка огляделась, чтобы увериться в отсутствии любопытных глаз, и направилась к иллюминатору из осененного стекла.
Окно опоясывал поручень, и она буквально вцепилась в него. Под ними проплывала небольшая деревня, освещенная костром на площади.
— Так в чем дело? — спросил Тилар.
— Есть кое-что еще, что ты должен знать о тех днях. — Катрин собрала волю в кулак.
Тилар почувствовал ее состояние, потому что накрыл ее ладонь на поручне своей. Это было последней каплей — она отдернула руку. Возможно, отдернула слишком резко.
— Ребенок, — деревянным голосом выдавила она. — Наш ребенок…
— Что?..
Тилар выпрямился и замер.
— Мальчик. Я собиралась сказать тебе в ту ночь, но ты пришел пьяный… Я думала, что пьяный… и облитый кровью. — Она покачала головой. — А утром в дверь ворвались стражники, и… Время для новости миновало.
— Рассказывай все, — низким, рокочущим голосом приказал Тилар.
— Суд… обвинения… мои показания… Я не выдержала. — Из груди Катрин вырвалось рыдание, которое она держала в себе несколько лет. — Мне не хватило сил.
Слезы полились свободно. Колени подогнулись, ее трясло. Ужас той ночи вновь предстал перед ней.
— Я потеряла ребенка. Моего… Нашего малыша.
Она не видела далекой земли под ногами. Перед глазами снова была кровь: на ней, на простынях, везде. Она застирывала пятна прямо в комнате, чтобы никто не узнал. И снова режущая боль, и снова кровь…
— Мне не хватило сил, — прорыдала она.
Тилар пытался обнять ее, но Катрин оттолкнула его руку.
— Не хватило… Ни для тебя, ни для ребенка.
Тилар снова притянул ее к себе, на сей раз двумя руками, и крепко прижал.
— Их никому не хватило бы, — сказал он тихо.
Катрин едва слышала его. Она плакала, уткнувшись ему в грудь. Слова слетали с губ, как перепуганные птицы.
— Ты бы… ты бы?.. — Она задохнулась.
Тилар обнял ее еще крепче:
— Я бы не покинул тебя. Ни за что на свете.
Не поднимая головы, она кивнула и продолжала всхлипывать, хотя слезы теперь приносили скорее облегчение, чем боль. Много воды утекло с тех пор, когда они были молоды и влюблены друг в друга. Но в это мгновение они горевали вместе о потерянном ребенке, а еще сильнее — о себе самих.
В конце концов Катрин медленно освободилась из объятий Тилара.
— Если бы я знал… — начал он.
Девушка отвернулась к окну, слепо уставилась в стекло; на нее навалилась усталость. Но еще многое предстояло сделать. Она вытерла последние слезы.
— Наверное, поэтому сир Генри рассказал мне о Яэллине, — медленно произнесла она. — Не думаю, что даже смотрительница Мирра знала о нем. Вероятно, он чувствовал, что подвел нас обоих, и искал успокоения, поэтому и поделился со мной болью потери семьи и сына, рожденного вне брака.
— И этого Яэллина выбрали в Длани Чризма?
— Не совсем так.
— В каком смысле?
— После нескольких кубков вина сир Генри многое мне поведал. Наверное, даже больше, чем хотел. Но кто знает? — Катрин повернулась спиной к поручню. — Он рассказал мне о своей любви к женщине по имени Мелинда, тогдашней директрисе Конклава.
— Я ее помню, — удивленно откликнулся Тилар. — Высокая женщина с каштановыми волосами, очень симпатичная. Она несколько раз бывала в Ташижане, когда я еще не стал рыцарем.
Катрин кивнула.
— Сир Генри сам точно не помнил, как все началось. Он — староста Ташижана, она — глава одной из лучших школ Мириллии. Конклав всегда гордился своей библиотекой. Увлекшись алхимией, Генри время от времени заглядывал туда. По его словам, они прекрасно подошли друг другу — и складом ума, и характерами.
Тилар задумчиво кивнул.
— Похоже, с этого всегда и начинается…