И пала тьма

Вот присутствие демона стало необъятным, разбухая и заполняя собой всего Тилара. Существо не находило слов, но не сдавалось.

— Не демон…

Оно мучительно пыталось объяснить и вложило все силы в последнюю мысль:

— Наэфрин… Я наэфрин…

* * *

Тьма внезапно рассыпалась на множество осколков. В трещины полился свет факелов и отогнал остатки черного сна. И все же Тилар до сих пор чувствовал скольжение пылающего яростью демона в своей груди.

Значит, не сон…

…Я наэфрин.

Возможно ли такое? Неужели он теперь несет в себе частицу подземного бога, существа в тысячу раз более гнусного, чем любой демон?

Не успел Тилар привести мысли в порядок, потрясение уступило место пониманию, где он находится. Он лежал распятым на дыбе в каменной темнице, в одной набедренной повязке, а стягивающие его веревки воняли дерьмом. Черной желчью, которой мытари крови смазали веревки, чтобы защитить их от воздействия Милости.

Он почуял, что в темнице есть кто-то еще.

— Просыпается, — раздался сбоку масляный, скользкий голос.

Тилар повернул голову, отчего комната закружилась, а желудок всколыхнулся. У открытой двери скорчилась в тенях фигура в черной мантии с капюшоном. Измазанная в мерзкой дряни — черной желчи — рука протянулась к нему. Вонь мытаря заполнила ноздри, у Тилара сдавило горло.

Со словами мытаря в камеру ступил высокий, широкоплечий, но безобразно расплывшийся мужчина. Его раздвоенная борода доставала до выпирающего живота. Черные, как воронов хвост, волосы и такие же сапоги, брюки и камзол, которые оттеняла вытканная из серебряной нити рубашка. Она отражала свет факелов, как кольчуга.

Темные глаза уставились на распростертого Тилара. В них горело пламя Милости — перед Тиларом стоял один из огненных богов Мириллии.

Представлений не требовалось.

— Лорд Бальжер, — пробормотал Тилар.

Бог едва заметно кивнул, что, учитывая ситуацию, казалось странным проявлением вежливости.

— А ты богоубийца, надо полагать.

Его голос походил на треск поленьев в костре.

Тилар почувствовал, как теплеет воздух с каждым шагом огненного бога. Это проступала через поры подогретая стихией огня Милость.

— И глянуть не на что, — заметил Бальжер.

— Я никого не убивал, — выдавил Тилар, борясь с бунтующим желудком.

— Это ты так утверждаешь, но многие с этим не согласны.

Бальжер дотронулся пальцем до связанных рук Тилара. Его обожгло, как раскаленным железом, кожа вздулась пузырем и задымилась.

Тилар закричал.

Бальжер нагнулся и принюхался к горящей плоти.

— И верно, я чую Милость. Вода, если не ошибаюсь. — Он выпрямился и перевел взгляд на мытаря. — Получается, что даже прикосновение одного из них не отбирает у тебя благости. Интересно, почему?

— Он несет в себе полную Милость, милорд. Милость Мирин, — ответил из дверного проема знакомый голос.

У двери темницы стоял Роггер, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. Судя по влажной бороде, он только что помылся.

— Милость во всех его гуморах, — продолжал вор. — Он почти бог, только чуть слабее, как тень, но все же с огромными возможностями. Ты видел, как исцелились его раны при одном прикосновении огненной мази.

— Ты привез мне из паломничества богатую добычу, — нахмурился в бороду Бальжер.

Роггер передернул плечами.

— Я знал, что потребуется немалая компенсация, чтобы выкупить свободу.

Тилар онемело смотрел на вора. Неужели его предали? Не может быть. Наверняка Роггер притворяется.

Бальжер сложил на обширном животе руки.

— Ты хорошо постарался. Я бы ни за что не поверил такой диковинке, если бы не убедился в ее существовании своими глазами. Человек-бог. Когда ты сообщил, что вы высадитесь в Миддене, я ожидал какого-нибудь глупого фокуса.

— Никаких фокусов. Я потерял к ним вкус. — Роггер потер клейма, полученные во время прерванного паломничества. — Этот подарок стоил мне немало времени и боли. Раскаленные трубки мика на плавне жгутся, как просоленный кнут. Мне потребовалось все утро, пока остальные спали, чтобы выжечь на себе сообщение.

Вор подтянул рукав накрахмаленной рубахи, дотронулся до грубых, почерневших и покрытых волдырями каракуль на внутренней стороне руки.

— Огненная мазь действует на мои раны не так быстро, как у него. — Он оглядел Тилара, как любопытный высушенный экземпляр в студии алхимика, и стряхнул рукав, прикрыв свидетельство измены.

Несмотря на нарастающий ужас, Тилар не мог не отдать должное хитроумию вора. Конечно, любые слова, выжженные на его плоти, дойдут до Бальжера. Бог наказал его паломничеством, из которого он должен был принести символы-клейма каждого царства. И конечно, он следил за путешествием паломника. Роггер воспользовался этой осененной связью, чтобы выжечь на руке послание, зная, что Бальжер чует каждую отметину на его теле.

Тилар не мог отвести от Роггера глаз и гадал, когда же вор придумал такой план обретения свободы. Неужели с самого начала?

— Что ты сделал с Делией? — спросил он.