...И паровоз навстречу!

Взрывы вражеских бомб разбудили короля Альбрехта. Он вскочил, извлек из ножен изящный кинжал. Заорал: «За Труппенплац, сыны!» – и бросился навстречу гомункулусам.

Стража кинулась ловить охраняемую персону.

Черт выполнил распоряжение начальника. Обломки самолетов упали прямиком в толпу чурбанов. Только вот беда: пилоты успели скинуть еще пару снарядов. Один из шаров попал в наблюдательную вышку и разнес ее в щепки. Мимо нее как раз пробегал на нетвердых ногах монарх.

Несколько крупных щепок вонзились в лоб, щеку и плечо короля Альбрехта. Он упал на снег, хватаясь за лицо. Встал на колени.

– Силы небесные! – воскликнул он, таращась на окровавленную руку.

Тяжелые капли окрасили снег алым, как бы подтверждая: Альбрехт вовсе не голубых кровей.

– Вот так цирк, – с тихим удивлением проронил король. – Я умираю!

Он заплакал. Но не от страха перед смертью. Глава Труппенплаца боялся другого. Он так долго и упорно строил свое военное государство с железной дисциплиной! Так старательно и беззаветно… А для кого? У Альбрехта не было наследника. Никакого. Вообще.

Монарх повалился на спину. Посмотрел в голубое небо. Стрекот автомата доносился словно из другого мира… Высоко-высоко летела ворона. Альбрехту стало безмерно жаль оставлять на произвол судьбы взлелеянный им Труппенплац.

И страшно хотелось выпить.

– Мне холодно, – пожаловался король.

Над ним склонилось круглое лицо адъютанта.

– Еще бы, ваше величество, вы же на снегу лежите.

– Кретин! Я умираю! – внятно прорычал монарх, хотя у него неслабо заплетался язык. – Дай вина и позови друга Пауля. Вино вперед. И небо, небо не загораживай! Я хочу уйти, глядя на него, а не на твое постное рыло.

К этому моменту прапорщик достреливал последних гомункулусов. Многим удалось отступить за холмы, еще большему числу чурбанов не повезло. По ту сторону границы равнина была усеяна телами лже-Лавочкиных. Некоторые, тяжело раненные, еще шевелились, бессмысленно пытались ползти.

Палваныч закончил стрельбу, глотнул из графина. В ушах звенело, руки трясло от напряжения. Он обратил внимание на зовущего его стражника. Здоровенный малый боялся подойти к саням и махал издали:

– Мастер Тьмы! Мастер Тьмы!

– Че надо?

– Король при смерти!

– Тьфу, ектыш, нашел время, – пробурчал Дубовых.

– Требует вас к себе, простите.

Пытаясь слезть с крыши кареты, прапорщик шмякнулся в сугроб. Почти на четвереньках пополз за провожатым.

– Пауль, ты? – слабым голосом пролепетал Альбрехт.

– Яволь, майн фюрер, – подтвердил Палваныч.

– Друг мой, я ухожу в края, где много… много где… – Монарх икнул. – В общем, я старый бездетный человек, Пауль. Мне не на кого оставить мое королевство. С ужасом предвижу, как ладный механизм, столь любовно мною собранный, превратится в вульгарное шапито. Увы, мы мало общались. Но за последние сутки я распознал в тебе родственную душу. Мы оба военные люди, друг мой. Настоящие солдаты. Ты понимаешь меня?

– Так точно, твое величие, – мотнул отчего-то потяжелевшей головой прапорщик. – И уваж-жаю. Я. Тебя.

– Именно! Мы понимаем грудь друга… То есть друг друга. О! Понимаем и уважаем. А я тебя так и вовсе люблю. Как сына, которого у меня никогда не было и не будет. Короче, слушаем все в моем направлении!

Стража почтительно склонилась, внимая королевской воле.

Альбрехт приподнялся на локте:

– Нынче, в здравом уме и этой… трезвой памяти… Ага. Властью, данной мне самим мной, провозглашаю последнее слово. Пауля усыновляю. Упауляю сына. Ну, считайте Пауля моим сыном, короче. Ему же после смерти завещаю Труп… Труп… Труппенплац! Такова моя воля.

Обессиленный монарх откинулся на снег и захрапел самым бесстыдным образом.

Вот примерно так и рождаются легенды.

Глава 20. Интрига Дункельонкеля, или Новый королевич Елисей

В казначействе Черного королевства находилась статуя: полулежащий суровый старик, указывающий пальцем вперед. Старика звали Юберцауберером. Он был казначеем темного ордена в ту пору, когда Дункельонкель пытался захватить Вальденрайх. После поражения ордена Юберцауберер сбежал с сокровищницей хозяина, долгое время успешно скрывался, но был превращен в статую и доставлен к Дункельонкелю.

Глава Доцланда велел поместить скульптуру в казначействе, чтобы нынешние слуги, отвечающие за сокровища, помнили о том, что честность – лучшая политика. С тех пор палец каменного Юберцауберера показывал на табличку, повешенную напротив: «Не укради у Вождя своего!»

Сегодня коридор, в котором покоилась назидательная скульптура, посетил редкий гость – Дункельонкель. Вождь и Учитель прошел, не обратив внимания на скрытого в вечерних сумерках Юберцауберера. Прошелестели белые одежды, и в анфиладах установилась привычная тишина.

Войдя в кабинет главного казначея, колдун без церемоний задал главный вопрос:

– Сколько у нас золота?

Седой дядька оторвался от огромных листов с таблицами отчетов и голосом чуть мелодичнее скрипа несмазанной телеги сказал:

– Две тысячи стандартных слитков, Вождь и Учитель. Неприкосновенный запас. Остальное вы…