И печатью скреплено

Стражника окликнули с моря, с какой-то из лодий. Окликнули по-варяжски. Он пристроил меч в надорванной при падении перевязи, посмотрел на ближайшую из лодий и пошел туда. Сам он не очень соображал, почему идет к русским. Никакого предательства он не имел в виду. Просто залезть на стену он не мог, а сюда его позвали.

Он вошел в волны по пояс, и его подняли через борт.

- Меч не отдам, - сказал Рулав.

- Зачем нам твой меч? У нас свои не худые.

- Хорошо стрелы посылаешь! - похвалил его большой славянин со сросшимися бровями.

- Кто ваш архонт? - спросил Рулав.

- Мы личный полк самого Стратимира, - сказал черниговец.

"Страти-мир... Не его ли называл Гуннар..."

Седой старик объяснил по-варяжски:

- Ближний воевода конунга Хельга.

Показания Абу Халиба на допросе у паракимомена Самоны

- Ты был когда-нибудь в Руси?

- Нет, я только читал о ней.

- Но ты видел же славян?

- Да.

- Сегодня славяне напали на ромейские земли, на границе с Булгарией.

Абу Халиб молчал.

- Почему же славяне хотят обменять тебя на пленного ромея? - спросил Самона. Паракимомен всегда руководствовался законом: "С помощью открывшейся правды можно выявить тайную ложь. С помощью явной лжи можно открыть спрятанную правду". Его возвышение началось с того, что он выдал заговор своих хозяев против василевса. С тех пор он только и делал, что открывал правдой двери лжи, а ложью испытывал истинное положение вещей и умов. Он смотрел на Абу Халиба не испытующе, а спокойно, как бы предлагая и ему не слишком настораживаться. Он ждал явной лжи от Абу Халиба.

- Я не понимаю ни одного слова, - сказал перс. - Я вижу только ошибку. Я не пленный, и никто не может хотеть меня обменять.

- Ты не пленный?

- Я гость во дворце василевса.

- Случайный гость.

- Да, я не надеялся на эту честь...

- Кинжал смазан отравленными маслами!

Слово ответа застыло в горле Абу Халиба, он издал хрип. Он не решился обвинить Самону во лжи и сказал просто:

- Когда кинжал был моим, он не был ничем смазан. Но уже ночью он перешел из моих рук.

"Допустим, я тебе поверил во всем", - подумал Самона и сменил тактику.

- Василевс купил кинжал, - сказал Самона. - И ты должен получить назначенные деньги.

Он положил перед Абу Халибом стопку монет.

- Эту цену назначила Мраморная Рука? - спросил Абу Халиб и пожалел, что задает лишние вопросы. Но ему и не хотелось показывать, что он боится говорить и спрашивать. Ему нечего было скрывать.

- Правая рука василевса ничуть не хуже Мраморной Руки, - сказал Самона, имея в виду себя.

Абу Халиб этого не понял. Он почти и не слышал ответа Самоны - в ушах шумело от внутреннего напряжения, - он только понял сразу, что разговор уже не угрожает его жизни, ситуация переменилась. Он взял деньги.

...Абу Халиба вывели из дворца. Но теперь, куда бы он ни шел, его сопровождал невидимый глаз паракимомена Самоны. Абу Халиб не мог разобрать, что случилось с Городом. Но слишком частое "славяне" он расслышал скоро. Славяне перешли границу Ромеи, вспомнил он сказанное Самоной. И все-таки Город был слишком взбудоражен. "Неужели ночь и утро во дворце так подействовали на меня, что мир кажется моим глазам прыгающим и непонятным!" Он шел к Золотому Рогу с намерением сегодня же сесть на какой-нибудь корабль. Он еще не знал, что, прежде чем снова превратится в путешественника, пробудет какое-то время в положении путника, задержавшегося в осажденном городе. И что кинжал, прежде чем - только что - стать покупкой василевса, побывал сегодня утром в роли плохой приметы.

- Неотплаченный кинжал! - вскрикнул Лев, увидев рубины и длинный клинок, когда вернулся из Вуколеонского дворца. Потаенная сила кинжала была похожа на таинственность появления славян в Босфоре. - Заплатить ему деньги!..

Паракимомен сделал больше. Он допросил Абу Халиба. Заплатил деньги. И приставил к персу слежку.

Оружие теперь было отплаченным, но славянские лодьи и сами славяне из-под Константинополя, разумеется, не исчезли. Лев VI при всем доверии к приметам и прорицаниям не очень-то на это и надеялся.

Под стенами

(сказания участника похода)

"...Я заметил: одни из нас чем дольше смотрели на стены города, тем становились неувереннее. "Добьемся ли чего от Царьграда? - спрашивали они. - Не лучше ли пойти дальше, взять города попроще?"

Другие смотрели на стены с радостью. "Если ради нас их построили и поддерживали в целости столько лет, значит, мы стоим того. И купцы из Руси должны иметь в Городе достойный и лучший прием".

И вправду: князь Олег никогда не замысливал ставить таких стен в Киеве. Ромеи никогда бы не пришли к нам таким сильным войском. Они бы и не доплыли до Киева. Построили, потому как знали, что мы когда-нибудь придем. Мы пришли, и стенами нас не испугаешь. Я видел горы много выше, чем эти стены, и переходил через них. И не только я один. Человек камня не боится, если камень лежит на месте. И войска не боится, если оно стоит на месте. А ромеи из Города на нас не выходят, и стены на лагерь наш не наступают. Чего же смущаться их?.."

Рыба на углях

Двое спорили у притушенного морской водой огневища. Дым с йодистым привкусом Пропонтиды царапал глаза и ноздри.