И плачут ангелы

Крейг не мог отвести взгляд от лица Джанин — такой красивой он ее никогда не видел: венок из фиалок оттенял глаза такого же фиолетового цвета.

Крейг все еще надеялся, что произойдет чудо и бракосочетание не состоится.

— Если кто-то из присутствующих может указать вескую причину, по которой они не могут сочетаться законным браком, пусть скажет об этом сейчас…

Крейгу хотелось закричать: «Я люблю ее! Она моя!» — но в горле так пересохло, что он едва дышал.

И вот свершилось.

— Я, Роланд Моррис, беру тебя, Джанин Элизабет, в законные жены…

Голос Роли, громкий и четкий, потряс Крейга до глубины души — теперь уже ничто не имело значения. Крейг будто очутился чуть поодаль от всех остальных, за стеклянной перегородкой, из-за которой приглушенно доносился веселый смех, и даже свет слегка померк, точно на солнце набежала тучка.

Из задних рядов зрителей Крейг смотрел, как Джанин вышла на веранду, одетая уже в голубое платье, приготовленное для свадебного путешествия. Роланд подхватил новобрачную на руки и поставил на стол. Раздались восторженные женские визги: Джанин приготовилась бросить букет из фиалок.

В это мгновение она посмотрела поверх голов и заметила Крейга. Прелестные губы продолжали улыбаться, но в глубине глаз промелькнула тень — то ли жалости, то ли сожаления. Джанин бросила букет, и одна из подружек невесты поймала его. Роланд снова подхватил молодую жену и поставил на землю. Держась за руки, новобрачные побежали к вертолету, ожидавшему на лужайке. Они смеялись, Джанин придерживала рукой широкополую соломенную шляпку, Роланд старался прикрыть супругу от сыпавшихся со всех сторон конфетти.

Крейг не стал дожидаться, когда вертолет взлетит, и пошел к оставленному позади конюшни «лендроверу». Вернувшись на яхту, он снял форму, бросил ее на койку и натянул шелковые шорты. Из холодильника на камбузе Крейг достал банку пива и, потягивая пенистую жидкость, вернулся в салон. Всю жизнь он был одиночкой и считал, что давно привык к одиночеству, однако теперь понял, что ошибался.

На столе лежала кипа из пятидесяти целиком исписанных тетрадей. Крейг сел за стол, выбрал карандаш из кофейной кружки, ощетинившейся карандашами, как дикобраз иголками.

Он начал писать, и мучительная агония одиночества постепенно стихала, превращаясь в тупую боль.

В понедельник утром, когда Крейг явился на работу, его вызвали в кабинет начальника.

— Крейг, на тебя пришел приказ. Ты командируешься на особое задание.

— Какое?

— Да я-то откуда знаю? Мне не сказали, просто велели тебе явиться к начальнику участка в Уанки двадцать восьмого числа… — Джордж замолчал, внимательно вглядываясь в Крейга. — С тобой все в порядке?

— Да, а что?

— Вид у тебя неважный. — Он посмотрел на Крейга еще пару секунд и сказал: — Знаешь что? Давай-ка ты исчезнешь отсюда двадцать пятого, придешь в себя, прежде чем приступить к заданию.

— Джордж, что бы я без тебя делал? — криво ухмыльнулся Крейг, подумав про себя: «Только этого мне и не хватало: целых три дня, когда нечем заняться, кроме как оплакивать свое горе».

* * *

Отель «Виктория-Фоллс» был одним из величественных памятников империи: толстые, как в крепости, стены, сверкающие ослепительной белизной; мраморные полы; широкие лестницы; галереи с колоннадами; высокие, точно в соборе, потолки, украшенные лепниной, и неторопливо вращающиеся вентиляторы. Террасы и лужайки тянулись до самого края пропасти, в которой яростно бурлили воды великой реки Замбези.

Через ущелье перекинулась изящная дуга стального моста, который приказал построить Сесил Родс: «Я хочу, чтобы брызги водопада орошали мой поезд, когда я еду на север». Облако водяной пыли всегда висит над пропастью, клубясь и закручиваясь под порывами ветра, и в воздухе постоянно стоит приглушенный рев падающей воды, похожий на отдаленный шум яростного прибоя.

Когда миссионер-первооткрыватель Дэвид Ливингстон впервые оказался на краю ущелья и заглянул в мрачные глубины, куда не достигает свет солнца, он сказал: «Должно быть, именно такие виды открывались ангелам в полете». Из названного в его честь номера открывался тот самый вид.

— Король Джорджи здесь спал, — с гордостью сообщил Джанин один из чернокожих носильщиков, занося багаж. — И мисси Элизабет, которая теперь королева, вместе с ее сестрой Маргарет, когда они были маленькими.

— Ну, если эти апартаменты пришлись по вкусу самому королю Джорджи… — засмеялся Роли.

Он отвалил широко улыбающимся носильщикам щедрые чаевые и открыл бутылку шампанского, предусмотрительно оставленную прислугой в серебряном ведерке со льдом.

Молодожены рука об руку бродили по волшебной тропе вдоль реки Замбези, где маленькие лесные антилопы пугливо бросались с дороги в чащу, а зеленые мартышки пронзительно верещали на верхушках деревьев. Волосы Джанин липли к лицу, промокшая насквозь одежда облепляла тела, когда молодые со смехом носились в облаке водяной пыли. Они целовались, стоя на краю глубокого обрыва, и скала дрожала у них под ногами; поток воздуха, вытесненный падающей струей воды, бил в лицо и обдавал ледяными брызгами.