И плачут ангелы

— Хватит! — Разозленная Робин стукнула по столу ладонью. — Я не собираюсь вас слушать!

— Ладно, — согласилась Элизабет. — Мы больше не станем пытаться тебя остановить. Но если вдруг твое состояние резко ухудшится, можно нам поехать в Булавайо за генералом Сент-Джоном?

Робин бросила перо, заляпав чернилами открытую страницу журнала, и вскочила на ноги:

— Ни в коем случае! Не вздумай даже приблизиться к этому человеку!

— Мама, ведь он твой муж, — благоразумно напомнила Вики.

— И отец Бобби, — вставила Элизабет.

— И он тебя любит! — выпалила Вики, прежде чем Робин успела ее остановить.

Бледная как мел, Робин дрожала от ярости и еще какого-то чувства, не в силах вымолвить ни слова. Элизабет воспользовалась необычной молчаливостью матери:

— Он такой сильный…

— Элизабет! — Робин обрела дар речи, и в ее голосе зазвенела сталь. — Ты прекрасно знаешь, что я запретила вам любое упоминание об этом человеке!

Она вернулась за стол, и на долгую минуту шорох пера, бегущего по странице, был единственным звуком в воцарившейся тишине. Когда Робин заговорила вновь, ее голос звучал ровно и бесстрастно.

— Если я не смогу вести дневник, записи будет делать Элизабет, у нее лучше почерк. Записи должны быть ежечасными, независимо от тяжести моего состояния.

— Хорошо, мама.

— Вики, ты начнешь лечение, но не раньше, чем периодичность приступов будет установлена вне всякого сомнения. Я подготовила для тебя письменные инструкции на случай, если я буду без сознания.

— Хорошо, мама.

— А я? — тихо спросила Джуба. — Что делать мне, Номуса?

Выражение лица Робин смягчилось, и она положила ладонь на руку подруги:

— Джуба, не думай, что я нарушаю свое обещание Лобенгуле позаботиться о его народе. То, что я собираюсь сделать, поможет нам понять сущность болезни, от которой с незапамятных времен страдают матабеле и все народности Африки. Поверь мне, Маленькая Голубка, сейчас я делаю важный шаг к освобождению твоего народа, да и моего тоже, от этой ужасной напасти.

— Номуса, неужели нет другого способа?

— Нет, — покачала головой Робин. — Ты спросила, чем ты можешь помочь. Побудь со мной, Джуба, и утешь меня.

— Конечно, а как же иначе, — прошептала Джуба, обнимая подругу, и ее плечи затряслись от рыданий. В объятиях громадных рук Робин казалась щуплой девочкой.

* * *

На подстилке у низкой стены лежала чернокожая девушка. Вскрикнув в забытьи, она откинула меховую накидку, обнажив тело, вполне созревшее для материнства, с широкими бедрами и выступающими сосками, но сгорающее от внутреннего жара. Кожа казалась хрупкой, как пергамент, губы посерели и потрескались, глаза сверкали нездоровым лихорадочным блеском.

Робин прикоснулась к девушке и невольно вскрикнула:

— Да она огнем горит! Бедняжка достигла пика. — Отдернув руку, Робин прикрыла больную толстой мягкой накидкой. — Я думаю, пора. Джуба, держи девочку за плечи, а ты, Вики, за руку. Элизабет, принеси инструменты.

Из-под накидки торчала обнаженная рука, которую Вики ухватила за локоть. Робин наложила на предплечье кожаный жгут, затянув его так, что сосуды на запястье набухли, превратившись в фиолетово-черные шнуры.

— Ну же! — нетерпеливо бросила Робин.

Элизабет дрожащими руками протянула белый эмалированный тазик, откинув прикрывавшую его ткань.

Робин отсоединила полую иглу от медного шприца с узким стеклянным окошком во всю длину цилиндра. Большим пальцем свободной руки она провела по запястью девушки, заставляя сосуды вздуться еще больше, и проткнула кожу кончиком толстой иглы. Из противоположного конца тут же выплеснулся фонтанчик темно-красной венозной крови, забрызгав глиняный пол. Робин надела шприц на иглу и медленно потянула поршень, внимательно наблюдая сквозь стекло, как разгоряченная лихорадкой кровь наполняет медный цилиндр и красная линия ползет вверх по шкале.

— Я беру два кубика, — пробормотала Робин, выдернула иглу и прижала вену пальцем, чтобы унять кровотечение. Положив шприц в тазик, она распустила жгут. — Джуба, теперь дай девочке хинин и побудь с ней, пока не спадет жар и она не начнет потеть, — велела Робин, вскакивая с места.

Близнецам пришлось вприпрыжку бежать за матерью в лабораторию.

Едва они вошли в круглую комнатку, как Робин захлопнула дверь и принялась закатывать длинный рукав.

— Надо поторопиться, — заявила она, протягивая обнаженную руку. — Нельзя позволить микроорганизмам в крови ослабнуть.

Вики затянула жгут на плече матери.

— Нужно указать время, — сказала Робин. — Который час?

— Шесть часов семнадцать минут. — Элизабет держала эмалированный тазик в руках и с ужасом смотрела на голубые вены под бледной кожей матери.

— Для инъекции воспользуемся медиальной подкожной веной, — невозмутимо заметила Робин и взяла новую иглу из лежавшего на столе футляра.

Укол заставил ее прикусить губу, и все же она продолжала нащупывать кончиком иглы набухшую вену. При виде брызнувшей крови Робин удовлетворенно крякнула и протянула руку за наполненным шприцом.

— Мама, не надо! — закричала Вики, не в силах больше сдерживаться.

— Виктория, помолчи!