И плачут ангелы

Танцуя в лесу, он пел остальные куплеты, каждый из которых был сложен после какой-то знаменитой победы, каждый, кроме последнего. Этот куплет ни разу не исполнялся «кротами» на парадах: он рассказывал о последней атаке отряда на лагерь белых у реки Шангани. Базо сочинил его сам, лежа в пещере в холмах Матопо, едва избежав смерти от множественных пулевых ранений.

Почему вы плачете, вдовы Шангани,
Когда трехногие ружья громко хохочут?
Почему вы плачете, дети «кротов»,
Ведь ваши отцы выполнили приказ короля?

Теперь в голову Базо внезапно пришел другой куплет — законченный и совершенный, словно его уже пели десять тысяч раз:

Дочери Машобане спросили:
«Мертвы ли „кроты“ под землей?» —
«Прислушайтесь, красавицы, — вы слышите,
Как что-то шуршит в темноте?»

Базо выкрикивал слова, и деревья мсаса, одетые нежной красной листвой, слегка покачивались под восточным ветром, будто прислушиваясь к песне.

* * *

Ральф Баллантайн сделал остановку в Кингс-Линне.

— Напои лошадей и насыпь им зерна, — велел он, бросая поводья Яну Черуту. — Через час я уеду.

На веранду огромного дома с тростниковой крышей вышла Луиза.

— Ральф! Это ты! А я уж испугалась… — радостно воскликнула она, узнав пасынка.

— Где отец? — спросил Ральф, чмокая ее в щеку.

Выражение его лица заставило Луизу посерьезнеть.

— Он на северном участке, там ставят тавро на телят… А что стряслось? Ты сам не свой!

Ральф пропустил ее вопрос мимо ушей:

— До северного участка шесть часов езды. У меня нет времени туда ехать.

— Похоже, дело серьезное. Ральф, да расскажи наконец, что случилось! Я сейчас с ума сойду!

— Извини… — Он положил ладонь на ее руку. — С севера идет какая-то страшная чума. Мои волы, больше ста голов, заразились на реке Гваай и сдохли все до единого за двенадцать часов.

Луиза изумленно уставилась на него:

— А если…

Ральф грубо оборвал ее:

— Эта зараза убивает всех: жирафов, буйволов и быков, только лошади пока не пострадали. Черт возьми, Луиза, вчера я видел дохлых буйволов по обеим сторонам дороги! За день до этого животные были совершенно здоровы.

— Ральф, что же делать?

— Продавать! — ответил он. — Продавать весь скот за любую цену, пока чума не добралась до нас. — Он обернулся и крикнул Яну Черуту: — Принеси-ка мою записную книжку из седельной сумки!

Пока Ральф торопливо писал записку отцу, Луиза спросила:

— Когда ты в последний раз ел?

— Не помню.

Ральф подкрепился холодным мясом, луком, сыром и хлебом из муки грубого помола, выпил кувшин пива и приказал Яну Черуту:

— Никому не говори об этом, кроме моего отца. Вообще ни с кем больше не разговаривай и поторопись!

Он вскочил обратно в седло и уехал, прежде чем коротышка-готтентот успел собраться в путь.

Булавайо Ральф объехал стороной, чтобы не наткнуться на знакомых и подъехать к телеграфной линии в уединенном месте, подальше от главной дороги. Линию прокладывали рабочие Ральфа, так что он знал, где лучше всего перерезать провода и надежно изолировать Булавайо и Матабелеленд от Кимберли и всего остального мира.

Привязав лошадей к телеграфному столбу, Ральф вскарабкался наверх, к фарфоровым изоляторам, и привязал к блестящему медному проводу концы кожаного шнура. Перерезанный между узлами провод с резким звоном распался на две части, но шнур держал крепко, не давая концам упасть на землю: снизу только опытный ремонтник сумеет углядеть причину неполадки.

Ральф снова вскочил в седло и послал лошадь с места в карьер. К полудню он вернулся на главную дорогу и поехал на юг, меняя лошадей каждый час. С наступлением ночи Ральф стреножил лошадей и уснул прямо на земле. Поднявшись до рассвета, он съел кусок сыра с ломтем грубого деревенского хлеба из припасов, которые Луиза положила в его седельную сумку, и с первыми лучами солнца тронулся в путь.

Часов в десять утра Ральф свернул с дороги к телеграфной линии, спрятавшейся за холмом с плоской вершиной. Ремонтники БЮАК наверняка довольно близко подобрались к первому обрыву провода, а в Булавайо уже могли донестись вести об ужасной чуме, уничтожающей стада, и какой-нибудь телеграфист горел от нетерпения сообщить эту новость мистеру Родсу.

Ральф перерезал провода в двух местах и поехал дальше. К вечеру он загнал одну из лошадей. Обессилевшее животное пришлось отпустить, если оно не станет добычей льва, то, возможно, кто-то из погонщиков компании узнает клеймо.

На следующий день, в пятидесяти милях от реки Шаши, Ральф встретил один из своих обозов, идущий с юга: двадцать шесть фургонов под началом белого надсмотрщика. Ральф остановился, сменил лошадей, оставив надсмотрщику выбившихся из сил животных, и поскакал дальше. По пути он перерезал телеграфные провода еще в двух местах, на обоих берегах реки Шаши.