И плачут ангелы

Сердце Тунгаты подпрыгнуло, он издал переливчатый птичий крик, предупреждая остальных об опасности, затем снял с плеч тяжелый рюкзак и тихонько опустил его на землю. Растянувшийся цепочкой отряд легко и бесшумно двинулся дальше. Впереди в темноте громоздился неясный силуэт. Посветив фонариком, Тунгата увидел лежавшую на боку носовую часть «вискаунта» — разбитую, с обломанными крыльями. Сквозь козырек кабины виднелись мертвые члены экипажа, все еще пристегнутые к своим креслам: на бескровных лицах стеклянно поблескивали широко раскрытые глаза.

Цепочка партизан быстро прочесывала просеку, оставленную в лесу рухнувшим самолетом. Повсюду валялись обломки, одежда из разбитого багажного отсека, газеты и книги, страницами которых шелестел ветерок. Мертвецы имели странно умиротворенный вид. Тунгата посветил фонариком в лицо пожилой седой женщины, распростертой на спине: на теле не видно никаких повреждений, руки расслабленно лежали вдоль тела, юбка скромно прикрывала колени. Вот только рот запал и сморщился, как у древней старухи: вставные челюсти вылетели от удара.

Тунгата пошел дальше. Его люди то и дело останавливались, проворно обыскивая одежду, сумочки и чемоданы. Тунгату не интересовали разбросанные вокруг трупы, ему был нужен живой человек — непременно живой!

— Дым, — прошептал он. — Ведь я же чувствовал дым!

И вдруг впереди, на самом краю прогалины, он заметил колеблющийся под ветерком огонек. Поставив переводчик «АК» на одиночные выстрелы, Тунгата перехватил автомат поудобнее и, держась в тени, внимательно осмотрел участок леса вокруг костра.

Возле огня, уткнувшись лицом в сгиб локтя и содрогаясь от рыданий, лежала женщина в тонкой желтой юбке, измазанной грязью и кровью. На ногу была наложена грубая шина. Женщина медленно подняла голову, глядя на Тунгату снизу вверх. В тусклом свете запавшие глаза чернели, словно глазницы черепа, бледное лицо, как и одежду, покрывали грязь и кровь.

— Слава Тебе, Господи! — всхлипнула женщина и поползла к Тунгате, волоча за собой сломанную ногу. — Слава Богу!.. Помогите мне! — Она говорила так хрипло и невнятно, что он едва разбирал слова. — У меня сломана нога. Пожалуйста, помогите! — Она схватила Тунгату за лодыжку. — Прошу вас…

Он присел рядом с ней на корточки.

— Как вас зовут?

Его голос прозвучал очень мягко, и она была тронута, но не могла собраться с мыслями, не в силах даже вспомнить свое имя.

Тунгата собрался встать. Испуганная женщина подумала, что он решил ее бросить, и отчаянно вцепилась в его руку.

— Пожалуйста, не уходите! Меня зовут… Джанин Баллантайн!

Он почти ласково потрепал ее по руке и улыбнулся.

Кровожадная, радостная улыбка насторожила Джанин. Она отдернула руку и привстала на колени, затравленно озираясь: в ночном сумраке проступали темные фигуры, на лицах поблескивали оскаленные в ухмылках зубы. Мужчины с автоматами в руках плотоядно уставились на Джанин.

— Вы!.. — поняла она. — Это вы!..

— Да, миссис Баллантайн, — тихо ответил Тунгата, вставая с корточек. — Это мы.

— Я отдаю ее вам, — заговорил он, обращаясь к своим людям. — Она ваша. Делайте с ней что хотите, только не убивайте — иначе поплатитесь собственной жизнью. Эта женщина нужна мне живой.

Двое мужчин вышли вперед и, схватив Джанин за руки, потащили прочь от костра, за разбитую хвостовую часть самолета. Остальные положили на землю оружие и пошли следом, пересмеиваясь, споря о порядке очереди и на ходу расстегивая одежду.

Поначалу доносящиеся из темноты крики звучали так пронзительно и душераздирающе, что Тунгата отвернулся и присел над костром, подбрасывая в него хворост, чтобы отвлечься. Вскоре вопли затихли, доносились лишь тихие рыдания и время от времени резкий вскрик, который тут же заглушали.

Так продолжалось долгое время, и Тунгата подавил первоначальное смятение. Страсть и похоть здесь вовсе ни при чем: это был акт насилия, дерзкая провокация смертельного врага. На войне как на войне, здесь нет места чувствам вины и сострадания — Тунгата вел себя как воин.

Один за другим его люди возвращались к костру, поправляя одежду. Почему-то они казались притихшими и странно подавленными.

— Уже закончили? — поднял взгляд Тунгата.

Один из партизан шевельнулся и привстал, вопросительно глядя на командира. Тот кивнул.

— Только побыстрее. До рассвета осталось всего восемь часов.

Во второй раз за обломки самолета направились не все, а когда они вернулись, Тунгата пошел туда сам.

Голая белая женщина лежала, свернувшись калачиком. Искусанными в кровавое месиво губами она бормотала что-то неразборчивое.

Тунгата присел рядом, обхватил ее лицо ладонями и повернул, заглядывая в глаза. Жена Баллантайна смотрела перепуганным взглядом раненого зверька — возможно, она уже потеряла рассудок. На всякий случай Тунгата заговорил медленно, словно с умственно отсталым ребенком:

— Скажи им, что меня зовут Тунгата Зебиве, Искатель того, что было украдено, Искатель справедливости и возмездия.

Он встал, и она попыталась откатиться прочь, но боль остановила ее. Женщина прижала руки к паху, и между пальцами брызнула струйка крови.