И побольше флагов

– Они разбомбят Лондон! Что мне делать? – жалобно вопрошала Поппет. – Куда податься? Кончена моя живопись! Может, стоит поступить, как Петруша с Цветиком? (Два великих поэта, ее знакомые, незадолго перед тем перебравшиеся в Нью-Йорк.)

– Пересекать Атлантику сейчас еще опаснее, чем оставаться в Лондоне, – заметил Бэзил. – Авианалетов на Лондон не будет.

– Заткнись ты, ради бога! И тут как раз раздался вой сирен. Поппет замерла от ужаса. – О боже! Это все ты! Ты накликал! Прилетели!

– Очень кстати! Безошибочный временной расчет всегда был сильной стороной Гитлера, – рассмеялся Бэзил.

Поппет принялась лихорадочно одеваться, продолжая осыпать его бессильными упреками:

– Ты говорил, что войны не будет! Что бомбардировщики не прилетят! Вот теперь нас всех поубивают, а ты тут расселся и только языком треплешь!

– Знаешь, я думаю, что для сюрреалиста авианалет это просто находка: сколько возможностей для композиций: оторванные руки-ноги, вещи, разбросанные как попало… всякое такое…

– И зачем только я с тобой встретилась! Зачем не посвятила себя церкви! Ведь я выросла в монастыре и даже хотела принять монашество. А вот теперь меня убьют! Где мой противогаз? Я с ума сойду, если не найду его!

Бэзил вновь опустился на диван и принялся увлеченно за ней наблюдать. Вот такими он любил женщин, любил видеть их в панике. Он всегда внутренне ликовал, наблюдая женщину в нелепой ситуации, когда, например, в сезон спаржи растопленное масло пачкало подбородок собеседницы, уродуя и делая ее смешной, в то время как она продолжала беседу и поворачивала к нему головку, не догадываясь о том, как выглядит в его глазах.

– Ну реши же, наконец, чего ты боишься! – увещевал он девушку. – Боишься бомб и мощной взрывной волны – спустись в бомбоубежище. Боишься газов – задрай слуховой люк в потолке и оставайся здесь. Так или иначе, о противогазе беспокоиться я бы не стал. Если они чем-то и воспользуются, это будут пары мышьяка, а противогаз в таком случае бессилен. Сначала ты этот мышьяк и вовсе не почувствуешь. Дня два и догадываться не будешь, что к тебе применили газ, а потом станет поздно. Вообще, похоже, что и сейчас газ уже пущен. Если они достаточно высоко, а ветер в нашу сторону, то штуку эту разносит миль на двадцать. Вот симптомы, когда они проявляются, действительно ужасны…

Но Поппет уже не слышала его: тихонько постанывая, она мчалась вниз по лестнице.

Бэзил оделся и, задержавшись лишь затем, чтобы пририсовать голове Афродиты на мольберте рыжие усы, не спеша вышел на улицу.

Обычную пустынность воскресного утра в Южном Кенсингтоне предельно усугубил страх перед налетом. Человек в жестяном шлеме крикнул Бэзилу через улицу:

– Топай в убежище! Ты! Тебе, тебе говорю!

Бэзил перешел к нему на противоположный тротуар и негромко проговорил:

– Эм-один-тринадцать.

– Чего?

– Эм-один-тринадцать.

– Я что-то не врубаюсь…

– А врубиться бы стоило, – сурово произнес Бэзил. – Вы обязаны знать, что работники Эм-один-тринадцать свободны в своих передвижениях в любое время суток.

– Я, конечно, извиняюсь, – сказал патрульный, – но я только вчера заступил. Повезло мне – две тревоги подряд. Здорово!

Не успел он это договорить, как прозвучал сигнал отбоя.

– Ах, вот незадача…

Бэзил посчитал, что этот представитель власти как-то слишком лучезарно весел для первых часов войны и что страшные картины газовой атаки, которые он живописал для Поппет, пропали впустую, – в паническом состоянии Поппет оказалась неспособна даже выслушать его. Стоило обратиться к более восприимчивой аудитории.

– Мужайтесь, – проговорил он. – Возможно, в эту самую минуту вы вдыхаете пары мышьяка. Последите за своей мочой пару дней.

– Да? Послушайте, а откуда вы, вы сказали?..

– Из Эм-один-тринадцать.

– Это что, как-то связано с газами?

– Это, могу вас заверить, считай, со всем связано. Удачного утра!

Он повернулся, чтобы уйти, но патрульный не отставал:

– А унюхать-то его можно?

– Нет.

– Кашляешь от него или как?

– Нет.

– И вы думаете, они вот прямо сейчас сбросили на нас эту гадость? Сами тю-тю, а мы тут подыхай?

– Я ничего не думаю, дорогой мой. Выяснить, что к чему, это ваша работа как дежурного патруля.

– Да?

Будет знать, как орать на меня через улицу, подумал Бэзил.

* * *

После сигнала отбоя в мастерской Поппет собралась разношерстная компания ее друзей.

– А я ни капельки не испугалась. И так поразилась собственной храбрости, что прямо голова пошла кругом!

– А я не то чтобы испугался. Просто настроение испортилось.

– А я даже порадовался. Ведь который год мы все твердим, что общественное устройство наше из рук вон плохо и обречено, правда же? Иными словами, какой нам предоставляют выбор – концлагерь или взлететь на воздух к чертовой матери, правда же? Я сидел и думал, насколько же предпочтительнее для меня взлететь на воздух, чем торчать в концлагере, где тебя бьют резиновыми дубинками!

– А я испугалась, – сказала Поппет.

– Милая Поппет, ты отличаешься здоровыми реакциями. Эрхман тебя просто преобразил.