И поджег этот дом

Мы писали вам вновь и вновь (так оно начиналось, без предисловий; Касс представил себе, как пожилой узкогубый провинциальный банкир щелкает выключателем диктофона, пытаясь совладать со своей досадой и возмущением), но так и не получили ответа на наши неоднократные просьбы позволить нам ликвидировать Ваше недвижимое имущество. По завещанию Вашего отца, как Вы знаете, Вы получали приблизительно 400 долларов в месяц с двух предприятий, именовавшихся в последнее время мотель «О'Кей» и автобар и бутербродная «Винни-Вилки», расположенных во втором фискальном районе округа Ньюкасл, Делавэр. В то время, когда строительство Делавэрского мемориального моста и шоссейного подъезда только обсуждалось, мы были уверены, что сумеем продать эти предприятия и, поместив соответствующим образом вырученную сумму, обеспечим Вам солидный месячный доход. Но поскольку нам не удалось получить Ваше разрешение(подчеркнуто Кассом), коего необходимость оговорена в завещании, мы не имеем иного выхода, как сохранить эти предприятия. С окончанием строительства Делавэрского мемориального моста и шоссейного подъезда дорога к этим предприятиям будет закрыта для сквозного проезда, и, оставшись в стороне от транспортной магистрали, они фактически потеряют всякую ценность. Поскольку их нынешние арендаторы не пожелали возобновить договоры об аренде, считаем необходимым уведомить Вас, что чек, переведенный на Ваш счет в трест-компании в Нью-Йорке 1 марта или около 1 марта сего года, будет Вашим последним…

Остаток письма, сварливый и оскорбительный, был посвящен налогам, которые предстоит выплачивать Поппи.

– Ты не дала им разрешения, – прошептал он изумленно и горестно.

– Да нет… – начала она.

– Нет, да? – Он повысил голос. – А почему не дала?

– Ну, потому… Потому что я их не читала!

– А какого же черта ты их не читала? – закричал он.

– Потому что… Не знаю. Потому что я их не поняла, Касс, я пробовала…

– Тебе не пришло в голову, что, может быть, я пойму эти письма? Что, может быть, я сумею проникнуть в их тайну? Черт возьми, Поппи, тыкве Бог дал больше мозгов, чем тебе! Как ты могла? Как ты могла за здорово живешь выбросить четыреста долларов в месяц? Как раз когда мы едем туда, где могли бы прилично на них жить… в Самбуко то есть. Ты понимаешь, что это значит? Ты понимаешь, Поппи? У кого ты теперь возьмешь? У святого Петра? У кого? У кого? Ответь мне!

– Я не знаю, – захныкала она. – Я не знаю, Касс. Ой, что же это, как жалко…

– Поздно жалеть! – заревел он. – Ты знаешь мой пенсионный чек? Который мне присылают за то, что я стебанутый? На него шиш без масла не купишь! Тебя это устраивает? Что нам теперь делать, в богадельню идти? Побираться? Одалживаться? Воровать? Что? Ты понимаешь, в какой ты дыре, голова и два уха? За семь тысяч километров от своего Нью-Касла, без собственного горшка ночного! Ты довольна? Поппи, ну как можно быть такой безответственной?

– Но ты же сам говорил, – начала доказывать она. – Сам, я слышала! Что капиталистическая система растленная и нечестная, а капиталовложения – это только наглый обман.

– Черт! – сказал он. – Закройся, ради Бога! Ты же ходячая фронтальная лоботомия! Вот тебе прекрасный урок капитализма! Одна промашка – и ты горишь огнем! Знаешь, что с тобой будет, балда, – будешь мыть полы за пятьдесят лир в день, вот что! А с детьми? Они будут питаться акридами! (Дьявол, подумал он, можно, правда, и мне пойти на работу.)

– Ой, Касс! – заплакала она, съеживаясь под этим градом обвинений.