И придет рассвет

– Мне пришлось это сделать, Индия. Это был единственный способ…

Она обернулась. Ее кулаки сжались.

– Как это тебе удается? Как ты можешь с такой легкостью лгать? Как ты снова и снова искажаешь правду ради своих целей?

– Это не мои цели, Индия. Это цели Англии. Все ради тебя, меня и всех, кто погиб при Ватерлоо. Это ради блага всех детей, которые надеются на свободную и счастливую жизнь в Англии.

– Какие красивые слова, Девлин. Но для меня все обстоит намного проще. Все, что я вижу, – это некий человек, который лгал мне, который предал меня, несмотря на то что я так сильно его любила, что… – Она отвернулась, глотая слезы.

Он подошел к окну и привлек ее к себе.

– Ты отдала мне свое сердце. Ты доверилась мне. Я не заслуживал таких сокровищ. Но до Ватерлоо все было по-другому и я был другим человеком. Это не ложь. Просто я никогда уже не буду тем, кем был. Так же как изменилась™, пережив ужасы войны. И я должен позаботиться о том, чтобы Наполеон больше никогда не посмел снова навязать нам войну.

– А как насчет нас?

Он вздохнул и прижал ее к себе еще крепче.

– Я любил тебя тогда. Ты должна этому верить.

– А… сейчас?

– Сейчас я не уверен, что вообще могу кого-либо любить. У меня на руках трое детей, которых я должен защитить, но пока я, как ты совершенно верно сказала, из-за своей бестолковости все испортил. За те несколько дней, как дети узнали тебя, они полюбили тебя больше, чем меня.

– Это неправда! Эндрю тебя боготворит, а Марианна только и ждет, когда ты ее похвалишь. А Алексис? Иногда мне кажется, что она мудрее всех нас.

– Странно, но я чувствую то же самое. Такое впечатление, что она видит тебя насквозь и знает твои самые сокровенные мысли. Но сегодня я свалился на палубу и больно ударился плечом. Это почти стоило жизни нам обоим. Что я хочу сказать, Индия, – со вздохом продолжил он, – мы не можем вернуться назад. Ты, наверное, не сможешь. А мне труднее быть тебе другом, чем любовником. Я ревную тебя всякий раз, когда ты улыбаешься Монктону или Пендлворту, а особенно этой самодовольной змее – Коннору Макиннону.

– Ты ревнуешь к Коннору Макиннону?

– Я хотел оторвать ему пальцы – один за другим, – когда он помогал тебе выйти из кареты. А когда я вижу, как ты на него смотришь, наклонив голову, и улыбаешься ему милой улыбкой, какой никогда не улыбаешься мне… Я тоже хочу этого. И еще хочу испытывать ту безумную страсть, которой были заполнены наши ночи в Брюсселе. Я хочу все, черт побери! Это ты сделала меня таким ненасытным. Безгранично жадным. – Прижав ее к себе, он смотрел на нее горящими глазами и чувствовал, как бьется ее сердце. – Так как?

Молчание.

– Ты дашь мне ответ в этом веке, или молчание – это твоя месть за мое предательство?

– Я думаю. – Она дотронулась до его щеки. – Как я могу быть уверена, что ты снова не соврешь? Потому что это мое условие, Дев. Больше никакой лжи. Никаких секретов. Так живут все Деламеры. И я так живу.

Его сердце громко стучало, кровь начала бурлить, и на какое-то мгновение он не мог думать ни о чем другом, как о ее обнаженном теле, слившемся в единое целое с его телом.

Однако он чуть расслабил свои объятия и насладился ее теплым дыханием и легким прикосновением тела.

«Может быть, это и называется «возвращением домой»?» – подумал он.

– Я постараюсь, насколько это в моей власти. Но здесь замешаны другие люди, Индия, и тебе придется это принять. Это дело имеет решающее значение. – Он вдруг нахмурился. – Если уж мы заговорили об обмане, как насчет тебя? Показала этот проклятый бриллиант всему Лондону, да еще оставила свою визитную карточку.

– Поскольку ты не рассказал мне о своих врагах, я решила сама разузнать о них. Разве это было не логично?

– Ты совершенно невозможна. Упряма, безрассудна и начисто лишена чувства страха. Жена из тебя получится непослушная, это я понял. – Он снова прижал ее к себе. – Самое ужасное, что эта мысль начинает мне нравиться. Более того, мне это кажется естественным. И раз уж мы говорим начистоту, будет лучше, если я расскажу тебе еще кое о чем.

Индия провела пальцем по шраму на его подбородке.

– Может быть, мы попробуем поговорить по-другому, Дев? Так, как ты только что предложил?

Глаза Девлина загорелись.

– Не искушай меня, женщина. Я слишком долго терпел. Месяцами я ни о чем другом не думал. Где бы ни находился, что бы ни делал, я всегда думал о тебе. Мы были любовниками одну ночь, и этого было недостаточно. На сей раз все будет иначе. Это будет доверие. Обоюдное доверие друзей. Хотя трудно представить, что я смогу не прикасаться к тебе дольше пяти минут.

– Я не собираюсь облегчать тебе задачу. Потому что я тоже все помню, Дев. Меня мучают те же воспоминания!

Вдруг за стенами хижины они услышали цокот копыт и ржание.

В дверь забарабанили.

– Торн? Это вы, черт возьми?

Девлин чертыхнулся.

– Я хотел сказать тебе, но…

Он подошел к двери и распахнул ее.

Индия с ужасом посмотрела на человека, стоявшего на пороге хижины. Он был высок и широкоплеч, с темными волосами и твердым подбородком.

Человек с лицом ее мужа.

Она перевела взгляд на Девлина Карлайла – или на того, кто был на него похож.