И придет волчица…

– Только все, что ты сказала, не объясняет, как ты за три месяца достигла того, на что у меня самого ушло больше года.

– Значит, я способная.

– Я был бы рад такой ученице, принцесса.

Ясный день вдруг померк, и на полянку легла тень моей памяти.

– Нет. Прости, Ром. Ты лучший в своем деле, но… Мне не нужны больше учителя.

– Ты становишься похож на ее эльфа, когда танцуешь с мечами. – Я вздрогнула, услышав из уст майлы то, о чем не хотела сказать сама. – Она смотрит на тебя, а видит его. Это грустно.

– В воспоминаниях нет ничего постыдного, принцесса. И если они приносят боль, нужно радоваться – это означает, что сердце твое еще живо. Только раненый чувствует боль, убитому она безразлична.

– Наверное, моя рана еще слишком свежа. И с такой болью доктора не разрешают мне брать уроки фехтования. Может быть, однажды я найду тебя на одной из дорог Сопределья и попрошу научить тому, чему ты учил его. Но не сейчас. Сейчас мне нужно домой, я и так задержалась.

Я пристегнула к поясу ножны.

– Тебе нужен другой меч, принцесса. Этот немного тяжел для твоей руки.

– Может быть. Но это…

– Память? Не память станет защищать тебя от врагов. Носи свою память в сердце, а на поясе носи нормальное оружие. Это мой профессиональный совет.

– Я подумаю над твоими словами, Ромар Меч. И если ты решил тут задержаться, будь осторожен. Эта прелестная девушка, что сейчас постигает премудрости хорошего тона, не что иное, как немного странный суккуб. И она способна вытянуть из тебя сил больше, чем сотня поединков. Это мой профессиональный совет.

…Что за сны мне приснятся сегодня, любимый? Будут ли в них манерные лафии, убийцы-философы и неправильные мечи, рассекающие падающие сквозь листву солнечные лучи, или вновь появится мрачное облако-силуэт и протянет ко мне холодные руки?..

Ни Маризы, ни Ласси дома не оказалось. Отправились на пляж или в Улики за очередной порцией меда. Но воспользоваться отсутствием племянника и насладиться тишиной не удалось – у Лайса был гость.

– Здравствуй, Брайт.

Надоели мне эти официальные приветствия! В конце концов, тут не станция.

– Здравствуй, Галла. Я ненадолго.

– Отчего же? Можешь на ужин остаться, если других планов нет.

– Оставайся, – поддержал меня Эн-Ферро.

Обычно тэра Клари упрашивать не приходилось: поесть и выпить он никогда не отказывался.

– Спасибо, но я поеду, – удивил он нас. – Завтра в лагерь, а мне еще к оружейнику успеть надо. С последней вылазки пару трофейных ножей прихватил. Думал продать, если выйдет. Да и наконечники для стрел Алез просил заказать.

– Трофеи! – хлопнул себя по лбу Лайс. – Забыл совсем!

– Ты о чем? – удивилась я. Обычно он ничего не забывает.

– Меч. Помнишь, тот, с пустошей? Я тут тоже успел трофейным оружием разжиться, – похвастался он Брайту. – Еще прошлым летом, по дороге сюда. Мы с обозом через Рваные пустоши шли, на разбойничью засаду нарвались – насилу отбились.

– Ты не рассказывал.

– Так я ж и говорю, совсем из головы вылетело. А меч хороший.

– Продать думаешь?

– Не знаю. Я бы оставил, но, во-первых, к своему уже привык, а во-вторых, у трофейного ножен нет.

– Так заказать не проблема! – махнул рукой полусотенный. – Хочешь, поехали сейчас со мной. Или давай я сам отвезу. Сделают, какие хочешь! Можно попроще, недорого выйдет.

– Нет, брат, – усмехнулся Эн-Ферро, – к такому попроще не подойдут! Сейчас достану, оценишь!

Извечные темы мужских бесед: оружие, машины (лошади, керы) и женщины. Возможно, стоило оставить их наедине, но о керах и женщинах речи пока не шло, а разговоры об оружии с некоторых пор стали интересны и мне.

Из своей комнаты Лайс вынес перетянутый бечевкой сверток и бережно сгрузил его на стол в гостиной.

– За шкаф сунул и забыл. Самому странно – ведь этот клинок чуть было не забрал мою жизнь.

– А вместо этого ты забрал меч, – усмехнулся Брайт, глядя, как кард разворачивает трофей.

– Вот именно. Гляди. Красавец, правда?

Красавец. Даже моих скудных познаний в этом вопросе хватало, чтобы понять, что оружие не из дешевых и сделано на совесть. Наверняка идеальный баланс, нетяжелый, судя по узкому клинку с широким долом, а рукоять так и просилась в ладонь…

– Хорош, – севшим вдруг голосом выговорил Брайт. – Слишком хорош для простого разбойника.

– Я тогда тоже так подумал. – Лайс медленно поднял меч и повертел, любуясь. – Но тот мальчишка был не так уж прост. Опытный мечник. Хорошо обученный. А ведь совсем сопляк был, лет двадцать – не больше.

Лайс-Лайс, как же придавило тебя этими блоками! Ничего не видишь, не чувствуешь. А может, и не в блоках дело. Может, это я после того, как не стало Ила, после того, как душу наполнила собственная боль, стала так резко слышать чужую. Сначала Миласа, застывшая в нерешительности на пороге нашего дома, теперь Брайт. И мне, с трудом освоившей простейшие приемы ментального воздействия, не нужно даже напрягаться, чтобы впитать горечь чужих мыслей…

– Девятнадцать. – Полусотенный тяжело опустился на стул. – Тем летом ему было всего девятнадцать.

Он как будто постарел в один миг лет на десять. Заметнее стала седина, обозначились четче морщины.