И приидет всадник…

Олаф «держал смайл», пока огни полицейской машины неторопливо приближались. На каком-то бугорке лучи фар взмыли в небо, а затем вернулись к микроавтобусу. Не доезжая метров десяти, патрульная машина остановилась. Ее фары освещали «фольксваген» справа и немного сзади, левая сторона с открытой дверцей оставались в тени. Из такого положения открытый люк тайника полицейский увидеть не мог. По-прежнему держа секиру за спиной, Олаф неторопливо подошел к своему микроавтобусу. Полицейскому не понравится, что он скрылся из поля зрения. Олаф быстро набросил тряпку на гору оружия и, наклонившись, закрыл люк. Топор он заткнул за пояс, так, чтобы рукоять прошла под кожаным ремнем, а «борода» — удлиненная нижняя часть лезвия — легла поверх. Хватит трех секунд, чтобы выхватить секиру и нанести удар… а если держать руку на поясе, это можно сделать в два раза быстрее.

Олаф вернулся на место — туда, где коп его увидел. Руки упер в боки, большие пальцы засунув за ремень, при этом чуть выставив их вперед, чтобы полицейский видел, что в руках ничего нет. Яркий луч подержался на нем какое-то время и притух, водитель переключился на ближний свет. Погасли и огни мигалки; очевидно, их включали только для того, чтобы дать понять, что подъехавший — не злоумышленник.

Еще с минуту полицейский не выходил из машины: проверял номера микроавтобуса.

«Молодец, — мысленно похвалил его Олаф. — Только тебе не о тачке надо сейчас думать».

Наконец патрульный открыл дверцу и вылез из машины. Одной рукой он нахлобучил широкополую шляпу, а вторую, отметил про себя Олаф, держал на кобуре с пистолетом.

— Добрый вечер! — сказал полицейский, обойдя открытую дверцу своей машины.

— Здравствуйте! — приветливо отозвался Олаф без тени акцента. — Неужто меня занесло в частные владения?

Патрульный прошел перед фарами своей машины, и его тень метнулась на Олафа, отпрыгнула и набросилась вновь. Не доходя до микроавтобуса, коп остановился.

— Нет, здесь земля свободна для общественного пользования. Я увидел, как вы свернули с дороги, и хотел проверить, нет ли у вас проблем. У вас все в порядке?

— Абсолютно! — Олаф оскалился еще шире. Он знал, что его внешний вид приводит людей в замешательство. Коренастый и крепкий, лохматый, как снежный человек, он одевался как викинг, кем, по сути, и был: длинная, грубой вязки и, увы, очень грязная, рубаха, узкие штаны из овечьей кожи, высокие кожаные сапоги. Когда Олаф являлся к своим жертвам, его внешний вид служил для устрашения и на долю секунды ошеломлял их — и этого времени ему вполне хватало, чтобы использовать преимущество внезапности. В такой ситуации, как теперь, его внешность тоже приносила пользу: она была достаточно странной, чтобы удерживать полицейских от длительной пустопорожней болтовни, и достаточно невинной, чтобы не вызвать у них излишнего служебного рвения — он выглядел странно, но не настолько. Олаф чувствовал себя комфортно в своем наряде. Рубашку связала ему жена Ингун, овчина для штанов была его собственной выделки, Ингун лишь скроила и пошила их. Сапоги из кожевенной мастерской он ходил забирать вместе с сыновьями. Мальчишки громко выражали восторг качеством работы сапожника и крутым видом отца в новой обуви.

Патрульный отцепил с пояса фонарик и, включив его, подошел к заднему окну «фольксвагена». Посветив в салон, он заглянул внутрь.

— Номера калифорнийские, — сказал он оценивающе — так, словно Олафу приятно было это признать.

— Да, я из Сан-Луис-Обиспо.

— Это там, где птицы?

— Нет, вы путаете с Сан-Хуан-Капистрано. Оттуда до нас пять часов езды на северо-запад.

Полицейский кивнул. Он был помладше Олафа, лет тридцати пяти. Его честные глаза свидетельствовали о том, что он любил свою работу, а глубокие вертикальные морщины между бровями о том, что ради этой любви ему приходилось жертвовать здоровой семейной жизнью. Олафу представилось, как этот парень в свободное время добровольно занимается с новобранцами и подолгу тренируется в тире. Его не так-то легко одолеть. Интересно, знает ли он о последнем убийстве. Вряд ли. Прошло меньше двух часов, информация еще не успела разойтись по всем службам. К тому же они не знают, кого искать, на каком транспорте. К Палмер-Лейку Олаф подбирался с запада, где нет оживленных трасс и мало домов; он был уверен, что его никто не видел.

Патрульный направил луч фонарика мимо Олафа — в открытую дверь микроавтобуса.

— Мусора-то сколько…

— Да, в дороге я живу по-свински.

— Куда направляетесь?

— В Таос, к родне. Приехал сюда по I-70, навестить друзей, — добавил он, предупреждая следующий вопрос.

— Но сколько же хлама… — Полицейский укоризненно покачал головой, обводя лучом фонарика кучу мусора в салоне. Уловив зловоние, которое она источала, он неприязненно поморщился.