И пришел Город

– Вот ч-черт! – выругался Коул. От усталости скоро глюки пойдут. Да тут еще тревога за Кэтц и попытки принять то, что случилось. Убийства. Пытаясь справиться с этим, от подошел к определенной грани – чего с ним не было с того случая в юности, когда он переборщил с дозой.

«Вот ведь черт, не хватало еще сбрендить», – подумал Коул. И тут до него дошло: а ведь дело, может быть, не только в нем. Город не в силах остановить его в течение дня, но может с ним контактировать. В конце концов, автомобиль – всего лишь движущаяся деталь города, все равно, что кровяная бляшка в венах человека. А через автомобиль… Поговори лучше со мной.

– Нет уж, – вслух сказал Коул и сам над собой засмеялся.

«Расслабься. Подумай как следует о том, что ты делаешь», – навязчиво шелестел ветер над машиной, настойчиво постукивали поршни.

«Это галлюцинации или сам Город? – уже совсем недоумевал Коул. – Или и то и другое?»

Машина поглотила его. Увозила против его воли. Мчала в своем чреве в какой-нибудь мрачный подземный гараж, в бетонных недрах которого ему суждено провести вечность. Автомобиль обладал своей волей – руль крутился сам по себе. Он почувствовал себя в ловушке, сплавленным с виниловым сиденьем, расплющенным меж стеклами…

С сердитым рыком Коул рванулся и сел вертикально, потряс головой. Опустил боковое окно, чтобы лицо обдало порывом холодного воздуха. Странная дезориентация прошла. Он снова поднял окно, оставив щель для свежего воздуха, и для разнообразия включил радио. Из динамика, как из преисподней, грянуло сонмище голосов, пока Коул не настроился на программу новостей: «…на данный момент для почтовой службы становится не только логичным, но и неизбежным переход на стопроцентно электронную передачу печатных изданий, за исключением посылок. Сегодняшние шестьдесят процентов неэффективны. Единообразие – это веление времени, и, конечно же, мы не можем надеяться на эффективное, соответствующее требованиям сегодняшнего дня управление разобщенной почтовой системой, поэтому появилась необходимость обязательного установления транстерминалов данных в каждом доме, рассчитывающем на получение почты. Достоинства с лихвой перевешивают недостатки. Это же очевидно, что печатать у себя на дому письмо, которое тут же передается в качестве единицы, в зависимости от…»

Коул переключил на другую станцию. «Ну что, обычной почте каюк, а? – пробормотал он, перескакивая с канала на канал. – Гадство, а мне вот нравится вскрывать письма!»

«Гуляя» по коротковолновому диапазону, он случайно выловил фразу: «…поступившей информации, активисты…» и, спешно дернув туда-сюда рычажок настройки, остановился на нужной станции: «…но если эти мужчины и женщины не являются слугами правопорядка – а факты свидетельствуют, что они далеко не те робингуды, за которых себя выдают, – тогда кто же они? Их вчерашнее появление на рок-концерте и разразившаяся бойня – полное противоречие тщательно создаваемому имиджу. Наш журналист попросту отметает выдвинутый ими аргумент (если таковым можно считать анонимно подброшенную на наш канал запись с заявлением, что этот концерт представляет собой "апофеоз моральной распущенности и безнравственности"). Что может быть голословнее! В то время как в действительности все гораздо проще: причина в том, что группа "Праязык" отказалась иметь дело с Союзом поп-исполнителей, которым – это и ребенку известно – заправляет организованная преступность. Что же получается: так называемые активисты на самом деле не что иное, как боевой отряд мафии?…»

– А вы, мудаки, что думали? – съязвил Коул.

Он выключил радио: шоссе закончилось. Теперь, если управление не переключить на ручное, машина угрожала немедленно припарковаться: зона автоматики заканчивалась.

Коул отключил автопилот и взялся за руль, свернув под указателем «Бульвар Сан-Педро». Проехал где-то с милю, сосредоточенно покусывая губу, несмотря на то, что она была рассечена и болела. По мере приближения к кварталу, где надо было начинать поиски активистского логовища, начали оживать следы давешних побоев, словно в предостережение.

«Психосоматика», – поставил себе диагноз Коул.

Вот она, та улица. Коул повернул в нее. Дыхание отдавалось в ушах резким эхом. Он рулил левой рукой; правая – в кармане куртки, на влажной от пота изящной рукоятке пистолета.

Население Окленда состояло по большей части из афроамериканцев, поэтому рекламные плакаты, взывающие с заборов стройплощадок и многоквартирных домов, изображали в основном улыбающихся смуглянчиков – якобы представителей среднего класса, – предлагающих сигареты и коллекционные вина или танцующих диско. Более свежее поколение плазменных щитов за толстым стеклом жило неугомонной жизнью, показывая, как бодрая негритянская молодежь «отрывается» под музыку рекламируемых радиостанций.