И приведут дороги

И снова то ли сон, то ли явь. На этот раз я смотрю на мир снизу вверх и не сразу понимаю, что оказалась в теле ребенка. Детский разум воспринимает картину фрагментами, поэтому я долго не могу понять, где я и что происходит. Подспудно жду, чтобы все поскорее закончилось, потому что мой собственный разум, запертый в этих рамках, не в силах справиться с нахлынувшим на меня животным ужасом. Ужас – первое, что я чувствую, оказавшись в этом видении. Потом приходят холод и боль в колене.

Какое-то время уходит на то, чтобы отделиться от этого ужаса, отодвинуть его на задний план и попытаться понять происходящее. Зачем-то же я вижу эти сны? Кто-то же мне их насылает?

Ребенок – я упорно пытаюсь ментально отгородиться от происходящего – привязан к дереву. Вокруг непроглядная тьма, и где-то неподалеку шумит вода. А еще листва… Кажется, он находится в лесу. Очень мешает то, что он постоянно озирается и не дает мне сфокусироваться на чем-то конкретном. Впрочем, скоро я понимаю, что он не один. Рядом несколько человек разговаривают на смутно знакомом языке. Сначала кажется, что он хванский, и я с ужасом думаю о том, что мне предстоит заново пережить гибель деревни хванов. Потом приходит другая мысль: кто-то из хванов выжил, и мне сейчас показывают этот сон для того, чтобы я могла пересказать его Альгидрасу. Вероятно, это важно.

Говорят мужчины, при этом вполголоса, словно таясь от кого-то. Ребенку страшно и больно. На него никто не обращает внимания, но мысли попытаться развязаться и убежать у него даже не возникает – разум застилает безотчетный ужас.

Вдруг из-за туч выглядывает луна, и картинка проявляется точно снимок на фотопленке. Ребенок теперь смотрит на четверых мужчин, стоящих чуть в стороне, и я вдруг понимаю, что где-то уже видела нечто подобное. Сначала приходит ассоциация со сном про Каменную Деву и обвал, наверное, потому, что там тоже было четверо мужчин, а потом я осознаю, что ассоциация возникает не только из-за количества участников. Дело в языке. Они говорят на кварском.

Мой слух начинает улавливать отдельные слова, и я безумно жалею, что ни одно из них не понимаю. Вдруг один из мужчин оборачивается, и в свете луны я вижу его профиль. Меня тут же окатывает узнаванием. Это странно, потому что я никогда не отличалась хорошей памятью на лица и, если бы кто-то сказал мне, что я с уверенностью опознаю в темноте старейшину Савойского монастыря после короткой встречи на торгах, я ни за что бы не поверила. Однако сомнений нет: это Алвар.

Он напряженно всматривается в темноту, а потом издает резкий свист, похожий на птичий, и негромко смеется, когда слышит такой же свист в ответ. Спустя секунду в руках его спутников вспыхивают факелы. Вспыхивают так, как бывает у фокусников в цирке. Будто кто-то нажал на кнопку. Я невольно вспоминаю о том, что Святыня, хранящаяся в монастыре, управляет стихией огня. Тут меня накрывает осознанием: вот чем был тот жар, который я испытала на торгах! Я еще какое-то время пытаюсь свыкнуться с этой мыслью, потому что все это до сих пор кажется чем-то нереальным. Однако мне не хватает времени: к группе приближается еще один человек, и, несмотря на темноту и оглушающий страх ребенка, я тотчас его узнаю.

Альгидрас останавливается, не дойдя до мужчин нескольких шагов, и что-то произносит вопросительным тоном. Тоже по-кварски. Я с досадой понимаю, что информации из этого сна мне не вынести вовсе. Единственное, что мне остается, – это наблюдать. К счастью, ребенок смотрит очень внимательно, и в его душе начинает трепыхаться надежда. В моей, признаться, тоже, потому что я уже привыкла к тому, что Альгидрас умеет разрешать неразрешимые ситуации и каким-то мистическим образом в итоге у него все складывается хорошо.

Алвар отвечает с улыбкой в голосе, а потом разводит руки в стороны, словно показывая, что безоружен и намерения его чисты и прозрачны. Он и Альгидрас – единственные, у кого нет факелов. Впрочем, мне это не мешает. Света трех факелов вполне достаточно, чтобы внимательно рассмотреть происходящее. Я понимаю, что мы не в лесу, а совсем рядом с городской стеной. От нее нас отделяет ручей и несколько невысоких деревьев. Со своего места я могу разглядеть струганые бревна, на которых играют отсветы огня. Бревна не такие мощные, как в Свири, и я прихожу к выводу, что мы рядом с Каменицей.

Меж тем Алвар и Альгидрас о чем-то разговаривают. Альгидрас говорит отрывисто и немного нервно, Алвар – мягко, певуче, словно увещевая маленького ребенка. Его спутники не вмешиваются.