И приведут дороги

Войдя в покои Добронеги, я сразу поняла, что основным отличием этой комнаты от Всемилиной было то, что в ней ощущалось присутствие мужчины. И пусть хозяин очень давно не входил сюда, чувствовалось, что он здесь живет.

Слева от входа вдоль стены стояло два больших сундука, как раз те, из которых мне предстояло выбрать необходимую одежду, а над ними, на широких прочных полках, были аккуратно разложены какие-то вещи. Сначала я решила, что это что-то вроде сувениров, но, привстав на цыпочки и заглянув на самую нижнюю полку, увидела два широких металлических браслета и глиняную кружку. Точно такие же браслеты закрепляли рукава на нарядных рубахах Радима. Рука сама собой потянулась к одному из них, но я тут же ее отдернула. Мне вдруг показалось неправильным что-либо здесь трогать. У кружки, стоявшей рядом, был отколот край. От кого-то я слышала, что хранить колотую посуду не к добру, но Добронега хранила. Видимо, у нее просто не поднялась рука выбросить кружку, которой пользовался отец Радима и Всемилы. Я почему-то сразу поняла, что эти вещи принадлежали ему.

Для того чтоб заглянуть на вторую полку, пришлось забраться на сундук. Там лежали три небольших кинжала в ножнах. Два из них выглядели почти декоративными: с камнями на рукоятях, с узорами на ножнах, третий же был в обычном кожаном чехле, костяная рукоять потерлась от частого использования. Скорее всего, именно его носил с собой Всеслав чаще остальных. И снова я не посмела притронуться к его вещам.

Я слезла с сундука, подняла тяжелую крышку и только сейчас заметила, что слева лежат аккуратно сложенные мужские рубахи. Горло перехватило. Добронега хранила вещи, будто в один из дней Всеслав вновь войдет в свой дом и ему понадобятся эта одежда, старый кинжал… Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я решила заглянуть в комнату, которую Добронега мне вчера не показывала. Пообещала себе, что просто загляну, даже заходить не стану.

Дверь отворилась бесшумно, от легкого прикосновения. Видно, Добронега часто ею пользовалась. Да оно и понятно. Я тоже по нескольку раз в день заходила в гардеробную. Заглянув внутрь, я поняла, что придется идти за лампой: в комнате не было окон.

Я зажгла масляную лампу, подняла ее повыше и переступила порог. Да тут же замерла, на мгновение ощутив себя так, будто попала в музей. Здесь тоже повсюду были вещи Всеслава – изрубленный щит на стене, меч в потертых ножнах, лук, пустой колчан, какие-то ремни, кольчуги, плащи… Эта комната действительно была своего рода музеем. Понятно, почему Добронега не хотела, чтобы сюда заглядывали. Я попятилась, чувствуя себя крайне неуютно от того, что влезла во что-то настолько личное, и, уже почти выйдя, бросила взгляд на правую стену.

Там висело женское платье. Судя по размеру, оно никак не могло принадлежать Добронеге. Женщина, носившая его, была ниже ростом и худее. Я вспомнила о матери Всемилы. Вероятно, наряд принадлежал ей. Сердце вдруг заколотилось. Я почувствовала себя кладоискателем, который много лет шел по пути, отмеченному на старой морской карте, и вот наконец ему осталось сделать последний шаг. Почему у меня возникла такая ассоциация, я не знала. Ощущение, что я на пороге разгадки какой-то тайны, было почти осязаемым. И при этом… чужеродным. Медленно приблизившись к платью, я дотронулась до тонкой ткани, почти ожидая, что что-то произойдет. Ничего не случилось, но зудящее предвкушение близкой разгадки усилилось. Я нерешительно потянула подол, уловив запах трав, которыми здесь перекладывали вещи в сундуках для защиты от моли. Некоторое время я стояла, как завороженная, глядя на простую светло-зеленую ткань. По рукавам, подолу и вороту шла вышивка, а само платье было того же покроя, что и наряды Всемилы. Я скользила по нему взглядом, отчаянно выискивая хоть какой-то знак и ничего не находя. Видно, кладоискатель из меня был такой же неважный, как и герой. Уже ни на что не надеясь, я расправила подол и вот тут-то поняла, что именно должна была увидеть: вышивка повторяла узор на нарядном платье Всемилы, в котором я была на берегу. А тот узор, в свою очередь, был копией заговора, который вырезал Альгидрас над покоями Златы и Радима.