— Я все думаю, с чем старик в город поехал. И тороплюсь в лагерь, пока еще не поздно. Не знаю, что у шерифа на уме, но расколоть, разобщить нас — для него огромное удовольствие.
Дальше шагали молча. Земля была черная, мягкая. Солнечные блики скользили по ним. Лишь на подходе к лагерю замедлили шаг.
— Ну, пока вроде все гладко, — сказал Мак.
Над кухней поднимался дымок.
— Куда-то все подевались, — удивился Джим.
— В палатках, отсыпаются. И нам неплохо бы прикорнуть. Может, ночью и глаз сомкнуть не удастся.
Появился Лондон, подошел.
— Все в порядке? — спросил Мак.
— Никаких перемен.
— Так вот, я прав оказался. Андерсон ездил к шерифу просить, чтоб нас выдворили.
— Что ж теперь?
— Остается ждать. Ребятам пока ничего не говори.
— Насчет этого ты, может, и прав. А вот насчет жратвы промашку дал. Все до единой фасолинки подъели. Я для вас в двух котелках немного оставил. У меня в палатке найдете.
— Как знать, может, жратва нам больше и не понадобится, — сказал Мак.
— Чего-то не возьму в толк.
— Да нас, поди, завтра здесь и не будет.
Войдя в палатку, Лондон указал на два котелка на ящике.
— Значит, думаешь, шериф все-таки попрет нас отсюда? — спросил он Мака.
— Ясно как божий день. Он такой возможности не упустит.
— Думаешь, стрельбу откроет? Может, пригрозит, и все?
— Почем я знаю. Слушай, а где все ребята?
— Все по палаткам, отсыпаются.
— Никак машина едет. Может, все-таки наши возвращаются?
Лондон скособочил голову, прислушался.
— Нет, это грузовик. И, судя по всему, не из мелких.
Они выбежали из палатки и увидели на дороге из Торгаса грузовик: стальной кузов, мощные сдвоенные колеса. Он подъехал к лагерю и остановился. В кузове поднялся человек с автоматом. За передней рукоятью — большой патронный диск. Над бортами кузова видне лись головы сидевших. Из палаток выскакивали забастовщики.
Стоящий в кузове прокричал:
— Я — окружной шериф! Если у вас есть вожак, я бы хотел с ним поговорить!
Люди, с любопытством поглядывая на грузовик, подходили все ближе.
— Осторожнее, Лондон, — прошептал Мак. — Сейчас они могут нас в два счета шлепнуть. Им ничего не стоит.
Оба вышли к обочине, остановились. Чуть поодаль цепочкой вдоль дороги — остальные забастовщики. Лондон крикнул:
— Ну, я — главный.
— У меня на вас жалоба. Вас обвиняют в нарушении границ частных владений. До сих пор мы вас терпели. Уговаривали на работу вернуться, а уж если надумали бастовать, то мирно. Вы же уничтожаете частную собственность, совершаете убийства. Кое-кого нам пришлось пристрелить, кое-кого — задержать, — шериф взглянул на своих спутников в кузове и продолжал. — Мы и сейчас не хотим кровопролития, мы готовы вас выпустить. Даем вам ночь, чтобы вы убрались отсюда. Покинете округ — никто вас на дороге и пальцем не тронет. Но если завтра на рассвете застанем вас здесь, в лагере, пощады не ждите.
Слушали его молча. Мак что-то прошептал Лондону и тот сказал:
— «Нарушение границ» не дает вам права стрелять.
— Может быть, но «сопротивление должностным лицам» — дает. Я с вами в открытую говорю, чтоб вы знали, чего ждать. Завтра поутру мы сажаем в грузовики вроде этого сотню людей, даем каждому ружье. Еще у нас три ящика гранат со слезоточивым газом. Кое-кто из ваших приятелей может вам порассказать, что это за игрушки. Вот и все. Цацкаться с вами больше не будем. Даем вам срок до утра, чтоб убраться из округа. Вот и все. — Наклонившись к кабине, бросил:
— Поехали, Гас.
Машина медленно тронулась с места, набрала скорость…
Один из забастовщиков прыгнул в придорожную канаву, схватил камень. Но так и остался стоять, держа его в руке, а грузовик катил прочь. Люди проводили его взглядом и пошли обратно в лагерь.
— Похоже, мы получили приказ, — вздохнул Лондон. — Он не шутки шутить приезжал.
— Проголодался я, пойду-ка с фасолью разделаюсь. Маку не терпелось переменить тему. Молча вернулись в палатку. Мак с жадностью принялся есть. — Сам-то поел, Лондон, а?
— Я-то? Конечно. Что будем делать?
— Бороться.
— Да, они навезут этих гранат, борись тогда, как бычок на бойне.
— Врет он все, — так неистово воскликнул Мак, что стрельнул жеваной фасолью изо рта. — Будь у него эти гранаты, не стал бы нам говорить! Он думает, мы разбежимся, не станем биться. Снимемся с лагеря ночью, они нас тут же сцапают. Разве им можно верить!
Лондон посмотрел Маку прямо в глаза.
— Не хитришь? Ведь ты сам говорил, я на вашей стороне. Не дай бог, вокруг пальца обвести меня хочешь.
Мак перевел взгляд.
— Мы должны драться! Уйдем, не хлопнув дверью, считай, напрасно столько терпели.
— Ну, а если ввяжемся в драку, много ни в чем не по винных ребят получат пулю в лоб.
Мак поставил котелок с остатками фасоли на ящик.
— Знаешь, на войне генерал понимает, что без потерь не обойтись. Так вот, у нас тоже война. Уйдем без боя, значит, с позором проиграли. — Он прикрыл глаза рукой. — Лондон, ответственность, конечно, адская. Я знаю, что нам делать, но ты вожак, тебе и решать. Не хочу всю вину на себя взваливать.
Лондон понуро бросил:
— Да, но ведь ты в этом деле собаку съел. Ты уверен, что нам лучше всего биться?
— Да, лучше всего.