А тут на остановке зашёл народ, стало тесно, и очень чемодан этот мешал людям всю дорогу.
Когда к старице приезжают, она Наталью встречает приветливо, а на спутницу её смотрит строго, укоризненно. Та ничего не понимает: почему матушка ею недовольна?! А мать Мария ей и говорит:
– Почему только о себе думаешь? О людях почему не заботишься?! Вот так православная!
В другой раз после службы в храме старица вдруг обратилась к служащему священнику с вопросом об одной певчей на клиросе. Священник с недоумением ответил, что действительно поёт на клиросе такая сестра, но сейчас её нет, она дома, готовится к сессии. Тогда мать Мария попросила отвезти её к этой сестре. Сели они в машину, поехали. Приезжают к этой девушке, а старица говорит, что хочет побывать у неё на даче. Все, конечно, в недоумении, но, поскольку мать Марию давно знают, ни о чём не расспрашивают, а слушаются.
Вот уже и на дачу приехали. Матушка им и говорит:
– Вы все в машине посидите, а мне нужно тут пройтись, осмотреться.
И, выйдя из машины, идёт на соседний участок. Начинает ходить по чужому огороду, прогуливаться. Сидящие в машине молчат. Ждут, что дальше будет. Вдруг открывается дверь домика, что на соседнем участке, выходит мужчина. Растрёпанный какой-то, воротник рубашки расстёгнут на несколько пуговиц. Подходит он к матушке и начинает у неё что-то спрашивать. Сначала вроде сердито, а потом успокаивается. Вот они уже вместе ходят между грядок и говорят что-то неспешно. И даже улыбаются.
Через какое-то время матушка заканчивает разговор. Мужчина провожает её и просит благословения. Мать Мария садится в машину и, ничего не объясняя, говорит:
– А теперь поедем назад в храм.
Расспрашивать старицу никто ни о чём не решился. Шли дни. Постепенно эта история стала забываться. Только месяц спустя священник узнал этого растрёпанного соседа по даче в элегантно одетом мужчине. Он пришёл на исповедь:
– Хочу я грех свой исповедать, батюшка! Помните, вы ко мне в сад приезжали, матушку ту чудесную с собой привозили? А я ведь тогда тяжёлые времена переживал, испытывал сильное уныние. И решил покончить с собой. Повеситься. Я уже на чердак залез и петлю сделал, собрался эту петлю на шею надеть – слышу шум какой-то на участке. Кто-то чужой ходит. Ладно, думаю, успею я повеситься. Сейчас посмотрю, кто там ходит, а потом и повешусь.
Вышел, а там – матушка. Поговорил я с ней. А после разговора так мне на душе хорошо стало! Все скорби отошли куда-то! Солнце светит, птицы поют, гладиолусы мои любимые распускаются! Хорошо! Что это, я думаю, вешаться надумал, что за помрачение рассудка нашло?! Пошёл, снял верёвку. И вот – дальше живу. А постепенно и жизненные обстоятельства к лучшему изменились. Я вот пришёл покаяться в попытке самоубийства. Отпустите грех, батюшка! Может, епитимью какую…
Рассказ настоятеля храма в честь Успения Пресвятой Богородицы игумена П.
– Хочу сказать, что я по натуре человек скептического склада, поэтому можете не опасаться с моей стороны каких-либо преувеличений в оценке личности матушки Марии. Речь пойдет исключительно о том, «что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши» (1 Ин. 1, 1).
Вот с рук, пожалуй, и начну, то есть с истории нашего с ней знакомства. Свой первый приход я получил в год Тысячелетия Крещения Руси (1988). Прибыв на него в город Комсомольск-на-Амуре, нашел там переделанный под церковь небольшой жилой дом в довольно плачевном состоянии.
На одной из ближайших служб призвал прихожан вносить пожертвования для ремонта здания. Мой призыв особого эффекта не имел, то ли по бедности малочисленной паствы, то ли оттого, что люди хотели сперва присмотреться к новому батюшке. Надо сказать, оснований для недоверия мой предшественник оставил им предостаточно. Да и сам я, как увидите ниже, был далек от апостольской нестяжательности.
Однажды на вечерне замечаю в храме незнакомую старушку в темно-сером плаще и большом черном платке, в несколько слоев намотанном на голову. Поверх него натянут жгут каких-то нелепых выпуклых очков, похожих на лётные или сварочные. Сдвинутые на лоб, они производят комическое впечатление.
Но мне не до смеха, так как мои прихожане, явно забыв о молитве, обступили эту «лётчицу» и без конца суют ей в руки и в карманы какие-то бумажки. Во время каждения убеждаюсь в том, что это поминальные записки и деньги. Моему внутреннему возмущению нет предела: «Как так! Кружки стоят пустые, старая штукатурка на голову осыпается, а тут без настоятельского благословения какая-то залётная смеет последнее отнимать! Да еще во время службы!»
Еле дождался окончания всенощной, но не успел и рта раскрыть, как старушка сама ко мне подошла со свертком в руках.
– Вот, – говорит, – батюшка, вы в храме Успения Божией Матери служите… Примите же от нас, москвичей, во славу Пречистой. (Матушка много лет в столице прожила.)
Я край газетки отвернул, смотрю – ризы голубые парчовые, о каких тогда и мечтать не смел.