– Но ушла-то она по другой причине.
Я рассказал ей о сообщениях и постах в Интернете, написанных от моего имени. Вытащил из кармана я-машинку и зачитал вслух последние твиты.
– Неужели вас это не волнует? – спросил я.
– А должно?
– Все это написано от моего имени.
– Написали-то не вы.
– Нет, но разве вас не волнует, что это мог написать я?
– С какой стати?
– С какой стати? Бетси, многие из этих твитов можно назвать антисемитскими. А значит, их автор – антисемит.
– Вы антисемит?
– Разумеется, нет! Однако Интернет как бы намекает, что да. Разве вы не хотите знать наверняка, антисемит я или нет?
– Вы только что сказали, что нет.
– Для этого мне понадобилось подойти к вам и сказать. Когда вы узнали, что Эбби уволилась, вы могли бы и сами ко мне подойти. Выразить беспокойство. Все-таки речь идет об одном из самых страшных предрассудков в истории человечества.
– Я вас знаю. Вы не такой.
– Разве к вам в душу не должно было закрасться хотя бы крохотное сомнение?
– Пол, я не понимаю, в чем суть ваших расспросов. Вы антисемит или нет?
– Суть в том, что вам даже не любопытно! Вас это не беспокоит! А если я действительно антисемит?
– Вы сказали, что нет.
– А доказать можете?
– Мне нужно закончить работу. Если захотите признаться в антисемитизме, приходите – я буду ждать.
– Самое пагубное предубеждение в истории мира! – вскричал я.
– Верно.
– И я должен прийти
Я вышел из кабинета. Больше мы эту тему не обсуждали.
Моим последним пациентом в тот день был руководитель коммерческой службы в крупной фирме. Я нашел у него три кариеса, сообщил ему о своей находке, и в этот момент меня ненадолго позвала миссис Конвой. Когда я вернулся в кабинет, пациент сказал:
– Наверно, я не стану лечить зубы.
Его рентгеновские снимки были прямо перед ним на экране. Он прекрасно видел свои кариесы. Я еще раз заглянул в карту – со страховкой все в порядке, так что дороговизна лечения не должна была его беспокоить. И мне хотелось верить, что он заботится о здоровье своих зубов. Иначе бы он просто не пришел.
– Хорошо, но я настоятельно рекомендую вам заняться зубами. Причем в ближайшее время, дальше будет хуже.
Он кивнул.
– Вы боитесь боли? – осторожно спросил я.
Он искренне удивился.
– Разве лечить кариес больно?
– Нет. Поэтому я и спросил. Может, вы думали, что это больно.
– Нет-нет. Дело не в этом. Боли я не боюсь.
– Тогда разрешите полюбопытствовать, в чем причина? Со временем у вас разовьется пульпит, а вот это уже действительно больно.
– Сейчас я чувствую себя отлично. По моим ощущениям, никаких кариесов у меня нет.
– Но они есть, – сказал я. – Вот смотрите. Здесь, здесь и…
Я начал заново показывать ему снимки.
– Можете не показывать. Я все видел и верю вам.
– То есть вы верите, что проблема есть. Почему бы ее не решить? У вас три кариеса.
– Потому что я хорошо себя чувствую.
Я начинал выходить из себя.
– Хорошо, уделите мне еще минутку, пожалуйста. Посмотрите на экран. Видите эти темные участки? Один, два, три. Три кариеса.
– Согласно снимкам – да. Я это понимаю. Но не согласно моим ощущениям.
– И что же это за ощущения?
– В данный момент я не чувствую, что у меня есть больные зубы. Все отлично.
– Но кариес далеко не всегда сопровождается болью. Для этого мы и делаем снимки. Чтобы показать вам то, что нельзя почувствовать.
– Я понимаю, вы так работаете, и я не имею ничего против. Но я привык действовать по-другому.
– По-другому? Это рентген, им пользуются во всем мире. Не только «мы» так работаем. Все профессиональные стоматологи так работают.
– Очень хорошо. Но я привык руководствоваться своими ощущениями, и сейчас я чувствую себя прекрасно.
– Тогда зачем вы пришли?! Если вы чувствуете себя хорошо, а на снимки вам плевать, зачем вы пришли?
– Просто так положено. Каждые полгода надо посещать стоматолога.
– Доктор О’Рурк?
На пороге кабинета стояла Конни.
– Простите, я отлучусь, – сказал я пациенту.
И выскочил из кабинета как ошпаренный.
– Этот болван, – зашептал я, – не хочет лечить кариесы, потому что хорошо себя чувствует! Говорит, у него все отлично, зачем лечиться? Я показываю ему снимки, на что он мне заявляет: это
– К тебе пришел дядя Стюарт, – сообщила она.
Я умолк.
– Опять?
В приемной не было никого, кроме Стюарта и молодой азиатки в бежевых слаксах и сдвинутых наверх темных очках. Когда я вошел, она опустила очки на нос, и Стюарт ее представил. Венди Чу. Работает на Пита Мерсера.
– Вы знакомы с Питом Мерсером? – спросил я Стюарта.
– Лично не знаком. Я знаком только с Венди.