И пусть я погибну

Вот уже второй раз подряд Поль Бэкстер пробуждался с самыми жуткими ощущениями и каждый раз не в своей квартире. Открыв глаза, он без движения лежал в полутьме, пытаясь представить, что с ним происходило в моменты забытья.

Постепенно все прояснилось. Он уже понял, что лежит на старом кожаном диване в служебной комнате Пэта О'Коннела, которую все, оптимистично шутя, называли «кабинетом». Он не помнил, как попал сюда, но, судя по тонким полоскам света, пробивающимся сквозь ставни на окнах, понял, что, видимо, уже наступило утро.

Бэкстер попробовал повернуться и застонал от боли. Все тело было в ссадинах от вчерашнего падения. Встав, он заковылял к двери.

— Деннис! Деннис!

Через минуту появился Деннис.

— Который час? — спросил журналист.

— Четыре часа дня, господин Бэкстер. Вы проспали почти четырнадцать часов. Думаю, что вам это только на пользу.

— Сейчас мне бы лучше пару глоточков спиртного.

— Я так и думал, — ответил Деннис. Он полез в задний карман и вытащил фляжку с виски. — Я догадывался, что вам сейчас здорово не по себе.

Бэкстер взял фляжку и отвинтил крышку. Пока он пил, в его голове кружились бессвязные мысли. Но по мере того, как по телу разливались волны тепла, мысли принимали все более стройные очертания.

— Деннис, у вас есть газеты?

— Конечно, — ответил Деннис. — Сейчас принесу. Масса интересного. Вчера вечером агенты ФБР схватили голландца Хейдена. На Десятой авеню. Пристрелили его ко всем чертям.

Бэкстер облизал пересохшие губы.

— Разрешите мне самому посмотреть газету, Деннис. Между прочим, нет ли у вас бритвы?

Деннис принес газету, бритву и ушел. Бэкстер опустился на край дивана. Да, мрачная картина. Вот фотография Хейдена, «взятая из картотеки хирурга после пластической операции». Потом шла фотография того, второго типа, лежащего в пыли с открытым ртом, из которого текла струйка крови, застывшие глаза были широко открыты. Под фотографией была подпись: «Конец безумному бандиту».

«Может быть, и так, — подумал Бэкстер. — Вполне может быть, что этот мертвый человек действительно сумасшедший бандит, но ведь это не голландец Хейден». Бэкстер потянулся было за стоящей около него на полу фляжкой, но был настолько поглощен чтением, что так до нее и не дотянулся. В газете пелись дифирамбы специальному агенту ФБР Джону Спенсу. Тут была также и фотография почти обнаженной Флоренс Кнэпп, той девицы, которая выдала агентам Хейдена. Была и фотография хирурга, который «под страхом смерти делал пластическую операцию голландцу Хейдену».

Бэкстер сидел и, хмурясь, рассматривал эти фото. Где-то внутри негодовал Бэкстер-журналист. Эти фотографии, говорил он про себя, жуткое недоразумение. Они, по сути, второе недоразумение в этом разыгранном праздничном представлении, которое должно было убедить общественность в том, что голландец Хейден мертв.

Первой ошибкой и недоразумением было фатальное желание Хейдена присутствовать на своей собственной казни, в результате чего он и был обнаружен. Эти фотографии уже вторая ошибка. Ведь даже Джон Спенс должен был почувствовать здесь подвох. Например, эта девица не только позволяет всем себя фотографировать, но сообщает свою фамилию! У Хейдена ведь масса дружков, и если бы он действительно был убит, то они бы уже давно свели счеты со всеми предателями, а тут эта девица, позирующая перед камерами, сообщает не только свою фамилию, но даже адрес отеля, в котором живет. Довольно любопытная смесь, если, конечно, не знать, что Хейден на самом деле не убит. Его дружки ее и пальцем не тронут, да еще и посмеются вдоволь над тем, что Спенс убил другого человека и даже не подозревает об этом.

В этот момент Бэкстер почувствовал, что и на нем лежит определенная доля ответственности за все происходящее. Он обязан явиться к Спенсу и обо всем ему доложить.

Включив электробритву, он стал бриться, глядясь в висящее на стене запыленное зеркало. Фляжка с виски так и осталась стоять на полу у дивана едва отпитой.

На столе у секретарши Спенса раздался звонок. Она повернулась к Бэкстеру и сказала:

— Вы можете зайти, господин Бэкстер.

Спенс просматривал какие-то бумаги и даже не взглянул на вошедшего журналиста, остановившегося прямо напротив его стола и пытавшегося вытащить из кармана сигарету. Это у него получилось не сразу — мешала сильная дрожь в руках. Спенс молчал.

— Привет, герой-победитель, — почему-то с грустью произнес Бэкстер, когда молчание стало уже невыносимым.

Наконец-то Спенс взглянул на него. Его серые глаза выражали усталость.

— Ну что ж, и это дело ты прошляпил, — сказал он безразличным тоном.

— Я прошляпил?!

Спенс показал на кипу газет, лежащих на столе.

— Сначала я подумал, что ты почему-либо не успел в утренний выпуск. Потом вспомнил, что у тебя есть связи в нескольких дневных газетах. Но ведь ты упустил все на свете. И теперь остается только взглянуть на тебя, чтобы убедиться, что ты опять был пьян.

— Нет, ты послушай! — едва сдерживаясь, начал Бэкстер, и от гнева дрожь стала еще сильнее. — Я был там, на крыше. И все видел. И знаю, что…

— Но ты не смог до конца оставаться трезвым и все описать.