И радости, и печали. Книга 1

Радость моя высока,
Счастье моё велико:
Сыплю из туеска
На клеёнку клубнику.

Медленно наклоняю,

В помощь ладонь подставляю,
Чтобы бочок не поранить
Самой румяной крайней.

Все, высыпаясь подряд,

Прямо в глаза мне глядят!

«Вскрылась река, и тяжёлые льдины…»

Вскрылась река, и тяжёлые льдины
Рёбра кромсают друг другу.
Слышится рык нарастающий – львиный?
Рёв – не быка ли с испугу?

Треск – это тьму отдирают от света

Или же рвут полотенца?
Давка. Сумятица. И сквозь всё это —
Плач безутешный младенца?

«В далях поднебесных…»

В далях поднебесных
Под ночной звездой,
В клубнях полновесных
В почве молодой
Есть всегда такое,
Что собой роднит
Поле золотое,
Солнечный зенит,
Маленькую мяту
Со скалой большой…
Всех же, вместе взятых, —
Всех, всех, всех! – с душой.

Элегия

Я слышу, я вижу: в чужие края,
Скользя по обветренным сходням,
Уходит наивная вера моя,
Уже безвозвратно уходит.

Но даже и там, в запредельном краю,

Во мраке забывчивом с грустью,
Приметив наивную веру свою,
До самой земли поклонюсь ей…

«Притиснут в очереди длинной…»

Притиснут в очереди длинной
К спине невидимой чужой,
С ней, очередью, пуповиной
Незримо связанный, слезой
Незримо-общею омытый,
Жалелый жизнью, ею битый,
След в след ступаю к рубежу —
Как будто бы узнать спешу,
Чего там нет, и что дают там,
Каким комфортом и уютом
За все мытарства наградят,
Рассортируют иль подряд
Сбросают всех в котёл кипящий?
Не потому ль за мной стоящий
Толкает в спину? Шагом верным
Молчком переступают люди.
И нету в очереди первых.
И не дай бог – последний будет!

«Над растревоженным садом…»

Над растревоженным садом
Долго сверкала гроза,
Небо обрушилось градом.

Прячу повинно глаза

От оголённых деревьев,
Словно бы это я сам
Бил их с немым упоеньем.

Но и стыжусь со смущеньем

Взгляд свой поднять к небесам.

В ЦДЛ

Дрожат бокалы тоненько,
Здесь каждый третий пьян.
И бродит возле столиков
Нахмуренный Хайям.
Не изрекая истин,
По крайней мере, вслух,
Хлебает супик кислый,
Отмахивая мух.
В меню глядит открыто,
Берёт ещё котлет…
И вовсе – не «маститый»,
И вовсе – не поэт.
Я так подумал только —
Он на меня как глянет!
И над хмельным застольем
Как грянет!
Высказывался резко,
Не опуская век.
И становился трезвым
Двадцатый век!

…Жую свои котлеты.

Тишь и благодать!
Вокруг сидят поэты,
Хайяма – не видать!

«Блестит на кусте паутинка…»

Блестит на кусте паутинка.
И солнышко в небе горит.
Вдали озерко, как пластинка,
Легко над землёю парит.

Над озером счастье витает.

И озеро песню поёт.
И голубь ко мне подлетает.
И зёрна с ладошки клюёт.

Приехал бывший друг